Последний сын
Шрифт:
– Папа, что с тобой? – позвал снаружи Ханнес.
Сознание потянулось на голос сына.
– Что, сынок? – спросил вернувшийся Телль.
– Ты смотришь на меня и как будто не видишь меня. С тобой все хорошо?
Телль кивнул. После вопроса Ханнеса ему действительно стало хорошо. Он никогда не думал, что его сын когда-нибудь спросит такое. Только Фина могла поинтересоваться – как Телль себя чувствует, все ли у него в порядке. Но, оказывается, он еще нужен и сыну. И сын нужен ему.
– Все хорошо, сынок, – успокаивающе сказал Телль.
Вытянув ноги,
– Эти слова ты говорил и раньше, но по-другому, – Ханнес внимательно смотрел на губы отца.
– Как?
– Быстрее.
– Ну, я просто устал, – вздохнул Телль.
– Ты всегда уставший. Сейчас, значит, особенно?
– Да, значит, сейчас я не просто устал, а очень сильно устал.
Ответив, Телль сорвался в пропасть своих мыслей. Как объяснить Ханнесу, что его ждет? Почему с ним нужно обязательно это сделать? Почему нельзя по-другому? От этих вопросов голова стала неподъемной, они прибивали Телля к земле.
Часы показали 20.55. Надо было включать Нацвещание. Телль медленно поднялся, механически следуя многолетней привычке.
– Пойдешь смотреть? – спросил он Ханнеса, кивнув в сторону родительской комнаты, где стоял телеприемник.
Ханнес покачал головой.
– Когда там идут картинки, я не понимаю, о чем они. А когда кто-то там говорит – скучно.
– Да, – кивнул Телль.
Он зашел в родительскую и включил телеприемник. Сразу на экране появилась заставка Нацвещания, заиграла призывно заставочная музыка. Взглянув на картинку, Телль с силой нажал кнопку. Раздался щелчок, экран погас. Телль закрыл его шторой и направился к сыну. Фина уже была там, она разговаривала с Ханнесом.
Телль хотел послушать их, но, едва он стал опускаться на пол у двери, как зазвонил домофон. Комендант дома попросил включить Нацвещание. Телль молча повесил трубку. Не отодвигая шторы, он снова нажал кнопку телеприемника. Голос ведущего Нацновостей прорывался сквозь материю, бодро рассказывая об очередном изобретении Нацлидера. Это было средство передвижения на двух колесах с цепной передачей и рулем. Все выступавшие в программе эксперты хвалили изобретение, которое, по их словам, необходимо поскорее внедрить в серийное производство, поскольку оно даст возможность простому населению иметь свой, личный транспорт.
– Чушь какая-то, – произнес Телль.
Он отодвинул штору, чтобы увидеть это изобретение, но Нацновости уже перешли к другому сюжету. Там рассказывали о недружественной политике соседней страны, угрожающей интересам нашего государства. Телль не понял: страна угрожает интересам нашего государства или ее политика. Хотя, наверное, разницы не было никакой. Телль вспомнил карту, которую они смотрели с сыном.
– Вообще, они в раз 20 меньше нас, – заметил он, показав рукой на комнату сына, где висела карта.
– Ты чего это с телевизором разговариваешь?
Телль вздрогнул. Голос Фины раздался рядом неожиданно.
– Я не слышал, как ты подошла, – оправдываясь за свои слова, сказал Телль.
– Тебя это действительно волнует? – Фина показала на телеприемник.
– Нет,
– Не о том ты думаешь. Нам сына надо спасать, – бросила Фина и ушла к Ханнесу.
Телль виновато нахмурился. Не получалось думать только о сыне.
Снова выключив телеприемник, Телль попытался пальцами зацепить его корпус и вытащить из ниши в стене. Но даже маленького зазора, куда можно было бы просунуть отвертку, там не оказалось. Телль дернул штору, завесил телеприемник и лег на кровать.
Спать не хотелось, хотя предыдущую ночь он не сомкнул глаз. Было желание сбросить, стряхнуть с себя всю тяжесть пережитого, расправить крылья и взлететь. Но Телль понимал, что никуда он не взлетит, никуда не денется эта тяжесть. Он смотрел в потолок, думая, как можно спасти сына. Попробовать снова сбежать, как Фина с Марком? Поймают, и тогда точно будет еще хуже. Если Ханнеса отправить куда-нибудь? Но одного его ни в поезд, ни на самолет не посадят. Ехать с ним, а потом самому вернуться с полдороги, чтобы их здесь не хватились? Но, если Ханнеса найдут? Даже, если он доберется, как-то сможет устроиться, то все равно его глухота скоро откроется. А если его просто оставить дома? И, когда за ним придут, – отвести на чердак или на крышу.
Телль вспомнил, как в его детстве кошка, жившая в подъезде, спасала котят от пожара. Из-за брошенного кем-то окурка этаж заволокло дымом, и кошка по одному вытаскивала своих малышей за шкирку. Она спасла их всех. А он Марка спасти не смог. И Ханнеса не знает как спасти.
По пустым улицам города пронесся звук отбоя. В коридоре погас свет, в комнату тихо зашла Фина. Телль приподнялся на кровати.
– Я думала – ты спишь, – обернулась к нему жена.
– Нет, не сплю.
Опершись о колени, Телль встал.
– Ты куда? – зашептала Фина.
– Хотел пожелать сыну спокойной ночи.
– Не мешай, пусть спит.
– Тогда я просто посижу рядом с ним.
– Опять на полу?
– Мне так удобно.
Ханнес спал крепко и громко сопел. В темноте его почти не было видно. Телль откинул голову к стене. Скрестив руки на груди, он закрыл глаза. Дыхание Ханнеса успокаивало его и клонило в сон.
Письмо
Письмо, которое Фина написала Нацлидеру, называлось «Я не хочу умирать». Ответ на него из администрации главы государства пришел скоро. Это был даже не ответ, а уведомление о том, что письмо получено, и его изучат.
Фина с надеждой показала уведомление мужу, но Телль, помня свои посещения инспекции, лишь едва кивнул.
Потом от администрации Нацлидера пришло письмо, что вопросом занимается инспекция Нацдетства по месту жительства.
– Теперь они придут сюда, – со злобой сказал Телль.
Через несколько дней, вернувшись с работы, он заметил на этаже у квартиры участкового инспектора, разговаривавшего с Финой. Жена стояла перед закрытой дверью, и Телль понял: Фина ни за что не пустит инспектора внутрь. Она смотрела на конверт в его руках, из которого инспектор доставал то самое ее письмо.