Последний тамплиер
Шрифт:
Сделав изрядный крюк, мы вышли на большую дорогу, и пройдя по ней примерно с четверть лье, остановились возле раскидистого дуба. Мой спутник прерывисто свистнул несколько раз, послышался лошадиный храп и из зарослей выехала карета, запряженная четверкой.
— Я должен завязать вам глаза, — сказал Ганс, — это необходимое условие.
Я согласно кивнул. Ганс завязал мне глаза черной шерстяной тряпкой и помог сесть в карету. Лошади тронулись.
— Мы рассмотрели вашу просьбу, — произнес по-французски, с легким выговором, кто-то, сидящий рядом со мной, — ваши враги действительно заслуживают справедливой кары, а потому мы согласны помочь вам. За это вы расскажете, как умирал
— Кому расскажу?
— Об этом позже.
— Куда меня везут?
— К людям, которые хотят услышать из первых уст, как умер Жак де Моле. Обычно, разбирательство дела подателя заявки и вынесение решения суда Феме происходит иначе, на общем собрании, с привлечением свидетелей, но для вас сделано исключение. Потому что слишком многие хотят того же, что и вы.
— Вы дворянин?
— Я вправе не отвечать на ваш вопрос, — жестко ответил мой собеседник, — но вам отвечу. Да, я — дворянин.
— Почему вы состоите в этом Ордене, для чего он вообще существует?
— Наш орден, именуемый Светоносным тайным трибуналом вольных графов и вольных судей вестфальской Фемы, существует для того, чтобы совершать правосудие и творить справедливость. Мы действуем согласно божьим, а не государственным законам. К нам может обратиться любой — дворянин или босяк, и если его просьба будет обоснованна, а гнев — справедлив, мы поможем ему, не взирая на сословие. Что касательно второй части вашего вопроса, то я состою в Ордене потому, что как и вы, имею весьма веские причины мстить тем, кто прикрываясь именем Иисуса, вершит на земле дьявольские дела.
— Я часто спрашиваю себя, почему так произошло, что должность Папы, наследника престола святого Петра, оказалась проклятой, и не нахожу ответа.
— Я дам вам ответ, вернее, расскажу одну историю. Не знаю, насколько покажется она вам правдивой, но это, пожалуй, единственный ответ на ваш вопрос. Итак, Папа утверждает, что мир сотворил Господь. Но если это так, почему в нем столько крови и лжи? Ответ один, и каждый знает его, просто боится признаться в том себе — мир и людей творил не Бог, а Сатана, изначально властвуя миром в полную меру. Но однажды Господь посмотрел на Землю и увидел, насколько далеко зашел Сатана в делах своих, насколько много наплодил он греха, и послал на землю, сроком на семь дней, ангела, дабы принес тот с собой небесный свет и рассеял его среди творений Сатаны, людей, обратив их души к истинному Богу, а не Сатане, которому поклонялись люди доселе, почитая его за Бога. Но срок оказался мал, ибо людей было слишком много, и Светоносный ангел не успел закончить свое дело. Сказал Господь ангелу в седьмой день:
«Время, отпущенное тебе, истекает, возвращайся на небо, сын мой», на что Светоносный ангел отвечал: «Отец мой, люди не виноваты в том, что живут во грехе, ибо нет никого на земле, кто бы научил их мере, кто бы дал им различение свету и тьме. Дай мне еще семь дней и я завершу свое дело». И Господь дал ему еще семь дней, а по прошествии их сказал: «Время, отпущенное тебе, истекает, возвращайся на небо, сын мой», на что Светоносный отвечал: «Отец мой, людей слишком много. Дай мне еще семь дней и я завершу свое дело». И Господь дал ему еще семь дней, а по истечении их сказал: «Время, отпущенное тебе, истекает, возвращайся на небо, сын мой», на что Светоносный отвечал: «Отец мой, людей очень, очень много. Дай мне еще семь дней». Тогда Господь возмутился, и сказал: «Раз ты так любишь людей, оставайся с ними» и превратил ангела в человека. И только это свершилось, приспешники Сатаны убили Светоносного ангела, ибо знали, что рано, или поздно он сделает свое дело и все люди обратят свои души к Господу.
Мой собеседник умолк. Собственный рассказ взволновал его.
— Ангела звали Иисус? — осторожно спросил я.
— Да… — сказал мой собеседник. Я понял, что он удивлен моим ответом, и потому объяснил:
— Мне знакома эта история. Ее иногда рассказывал слепой старец Жоффрей, человек бывалый и вне всякого сомнения мудрый. Когда Папа снарядил Альбигойский поход, Жофрей, совсем еще юноша, бежал из Лангедока, но его схватили, так как он был вльденсом и возвели на костер. Его спас некий странствующий рыцарь, сжалившийся над молодым человеком. Правда огонь успел изуродовать Жоффрея — выжечь глаза, повредить мужское естество. С первым недостатком Жоффрей смирился. О втором почему-то отзывался восторженно, всякий раз повторяя странное слово «консоламентум». Он до сих пор живет в моем замке, этот Жоффрей, и как говорит кухарка, ночами летает на помеле.
— Вы верите этому?
— Когда я представляю Жоффрея на помеле… Мне становится смешно. Я не верю в ведьм. Еврей Гиллель, обучавший меня в Палестине грамоте и языкам, говорил, что мир намного проще, чем думают люди. Он был мудрым человеком, но я не разу не видел, чтобы он использовал свою мудрость для того, чтобы летать. Если бы человек мог полететь, он бы полетел.
— А чему еще вы не верите?
— Тому, что Господь — это некто в человеческом обличии, сидящий на троне, подобно королю. Когда я думаю о Боге, он представляется мне иным.
— Каким?
— Вы будете смеяться или, наоборот, назовете меня сумасшедшим …
— Я готов выслушать вас, что бы вы не сказали. Я уважаю чужое мнение. Даю слово дворянина, ваша тайна не покинет пределов этой кареты.
— Иногда мне кажется, что настоящий Бог — это Дева Мария с младенцем. Бог — это женщина, мать. Бог не может быть в мужском обличии, потому что мужчина не может рожать, давать жизнь. Только женщина способна произвести живое.
— Без мужчины, как известно, невозможно зачатие живого.
— По — вашему бог — это мужчина и женщина вместе, это нечто, совмещающее в себе оба природных начала? — воскликнул я, почему-то вспоминая Жанну.
— Вы так сказали, — ответил мой собеседник, — в конце-концов, хотя вы и производите впечатление человека ученого, что неудивительно, ведь вы долгое время прожили на востоке, кажется мы слишком далеко зашли в нашем разговоре. Предлагаю сменить тему беседы.
Проще говоря, спутник предложил мне молчать, что я и сделал.
Остальную часть пути мы проделали в полном молчании. Потом карета остановилась, послышался собачий лай.
Мой спутник вложил в мою ладонь вербный прут с лентой.
— Это ваш пропуск, вы случайно уронили его, — объяснил он, — когда вас введут в собрание, вы дадите этот прут тому, кто спросит пароль. На ленте написано ваше имя. Пока прут в ваших руках, вы — неприкосновенны.
Поддерживаемый им, я сошел на землю. Тотчас меня подхватили подмышки сильные руки и повели. Потом мы вошли в дом, спустились по каменным ступеням в подвал.
— Пароль! — сказал по-немецки незнакомый голос и я протянул прут с лентой. Я слышал, как те, кто вел меня, что-то тихо произнесли, наверное пароль. Потом в дверь постучали и она со скрипом открылась.