Последний танец Марии Стюарт
Шрифт:
Сегодня граф Шрусбери пришел ко мне, и его длинное лицо казалось еще более вытянутым, чем обычно.
– У меня печальное известие, – почти шепотом сказал он. – Ваш брат мертв.
– Мой брат? – спросила я. Он имеет в виду лорда Джеймса? Несомненно, это так, ведь он не знает о других моих сводных братьях. И все же…
– Его застрелили в Линлитгоу, – сказал Шрусбери. – Судя по всему, кто-то из его врагов, роялист из рода Гамильтонов, поджидал его в верхней комнате с видом на главную улицу и застрелил регента, когда тот проезжал мимо.
– Джеймс… мертв? –
– Он умер через несколько часов, – продолжал Шрусбери. – Не было никакой надежды. – Он помедлил. – Это скорбный день для Шотландии.
– Всегда эти убийства! – воскликнула я. – Неужели они никогда не прекратятся? Но кто же сейчас правит от имени принца?
Внезапно я поняла, что все изменилось. Кто будет править в Шотландии?
– Королева Елизавета пытается убедить их избрать графа Леннокса на пост регента вместо лорда Джеймса.
Леннокс! Это казалось невероятным.
– Ей придется сильно потрудиться, – сказала я.
– И еще одна печальная весть – хотя, возможно, не такая уж печальная для вас. Папа римский издал буллу, официально отлучающую от церкви королеву Елизавету. Очевидно, этот плохо осведомленный глупец считает, что это поможет английским католикам и воодушевит их на очередную попытку свержения Елизаветы! – Он презрительно фыркнул и протянул мне документ: – Сами почитайте!
Я взглянула на буллу под названием Regnans in Excelsis. Там утверждалось, что «слуга порока» в ее лице узурпировал трон Англии, в силу чего все ее подданные католического вероисповедания освобождались от клятвы верности ей:
«Пэры, подданные и граждане вышеупомянутого королевства, а также все остальные, кто присягал ей на верность, освобождаются от своих клятв и любых соображений долга, лояльности и покорности. Сим постановляем, что все эти люди от мала до велика – дворяне, граждане купеческого сословия, свободные горожане и земледельцы, ленные крестьяне и все прочие, связанные вассальной клятвой, присягой или иными обязательствами, отныне не должны подчиняться ее законам, приказам и указаниям под страхом вечного проклятия для тех, кто поступит иначе».
– Это неразумно, – осторожно заметила я. Действительно, это было в высшей степени неразумно. Я понимала, что его святейшество Пий V стремится выстроить боевые порядки между двумя религиями, но мысленно он уже находится в Царствии Небесном и уделяет слишком мало внимания земным делам. Если бы эта булла была опубликована до начала «северного восстания», то могла бы возыметь некоторое действие. Теперь она лишь навлечет на католиков еще большие тяготы и подозрения. Четырнадцать лет назад его предшественник Павел IV объявил Елизавету еретичкой и признал меня законной наследницей английского трона, но он сделал это не так откровенно и не призывал подданных низложить ее. Это пощечина Елизавете, а тогда ей всего лишь погрозили пальцем.
– Мудрость покинула Рим, – с видом праведника произнес Шрусбери.
После его ухода я долго молилась перед распятием – молилась о Джеймсе, хотя знала, что это не та молитва, которая пришлась бы ему по душе. Но каждый молится по-своему. Я закрыла глаза и подумала о том, каким он был много лет назад, отбросив в сторону настоящее.
– Покойся с миром, – попросила я.
Но первое потрясение ушло, и теперь, несколько часов спустя, я невольно спрашиваю себя: может быть, передо мной открылся путь к возвращению в Шотландию? Возможно, теперь лорды позовут меня домой. Без лорда Джеймса, возглавлявшего их, они могут проявить большую мягкость. И может быть, как это уже бывало раньше, они обнаружат, что нуждаются в своей королеве.
VII
Мария крепко сжимала поводья негнущимися пальцами, направляя свою лошадь за ворота Чатсуорта по дороге, ведущей к ее следующей темнице – Шеффилдскому замку. Во время «северного восстания» ее для большей надежности перевезли за тридцать пять миль к югу от Татбери в Ковентри. После бегства английских графов и подавления мятежа ее переместили на пятьдесят миль к северу, в Чатсуорт, одно из поместий Шрусбери. Теперь, в ноябре 1570 года, через год после восстания, она должна была преодолеть еще четырнадцать миль до Шеффилда, где у графа имелось еще две резиденции: замок и особняк примерно в одной миле оттуда. Таким образом, ее могли переводить из одних покоев в другие каждый раз, когда возникнет необходимость в уборке.
Ее свита постепенно обрела постоянство. При ней находился врач Бургойн, также выполнявший обязанности хирурга и аптекаря, портной Бальтазар, камердинер и фрейлины, такие, как верная Мэри Сетон и мадам Райе, а также Джейн Кеннеди и Мари Курсель, пришедшие на смену двум первым «Мариям», секретарь Клод Нау и придворный эконом Джон Битон. Еще она имела личного священника. Бастиан Паже организовывал развлечения, насколько это было возможно в таких обстоятельствах. Она также имела восемь поваров и кухарок, кучера и трех конюхов. К несчастью, ей не разрешали никуда выезжать. Некоторые ее верные сторонники, такие, как лорд Бойд и лорд Клод Гамильтон, Уилл Дуглас, Джон Лесли и Ливингстоны, также оставались с ней.
Между Марией и супругами Шрусбери установились странные, наполовину дружеские отношения заложницы и надсмотрщиков: они обменивались подарками и приятными мелочами, делились нейтральными новостями и принимали деятельное участие в повседневной жизни друг друга. Бесс и Мария вместе работали над украшением и обстановкой ее поместий, и Мария даже обратилась во Францию с просьбой выслать новые узоры и нити для вышивки. Но граф Шрусбери читал все ее письма перед отправкой. Мария не нашла сторонников среди слуг и членов семьи Шрусбери, как это было в Лохлевене; единственными, кто оставался верен ей, были те, кого она привезла с собой.
За ними постоянно следили, однако Мария находила способы вести переписку. Летом Норфолка освободили из Тауэра и поместили под домашний арест, заставив письменно поклясться в прекращении любой связи с Марией и отказе от попыток заключить брак с ней. Но он сразу же нарушил клятву, и тайные письма снова начали курсировать в пакетах шелковой ткани для шитья и поставках провианта, написанные апельсиновым соком, который оставался невидимым до тех пор, пока бумагу не подносили к огню.
Но неудача английского восстания означала, что она не сможет освободиться без помощи извне, либо от Франции, либо от Испании. Мятежников в Англии наказали так жестоко, что у нее не осталось никакой надежды на помощь местных жителей. Поэтому она была вынуждена вступить в переговоры с испанцами через папского агента банкира Роберто Ридольфи. Отлучение Елизаветы и папская булла, лишавшая ее права на трон, всколыхнули в Англию мощную волну ненависти к римской церкви и к иностранцам вообще. Ридольфи, первоначально приехавший в Англию вместе с Филиппом и считавшийся финансовым гением, оставался придворным советником, который пользовался доверием самого Сесила. После «северного восстания» Уолсингем устроил расследование о его возможной причастности к мятежу, но он выдержал испытание. Тем не менее время для любого иностранного вмешательства выглядело крайне неблагоприятным.