Последний танец Марии Стюарт
Шрифт:
Когда проезжаешь по сельской местности по пути в Шеффилд-Манор, красота летней земли дышит миром и покоем. Я помню, что во Франции в этот день всегда устраивали загородные процессии с образом Девы Марии, который проносили через пшеничные поля, словно корабль между волнами летнего урожая. Но в Англии нет ничего подобного. Когда мы проезжали через большой олений парк вокруг поместья – первоначально оно служило охотничьим домиком и летней резиденцией, – тени под огромными дубами были глубокими и холодными, как колодцы, приглашая нас остановиться и немного отдохнуть. Но, разумеется, никто не остановился. Мы должны проехать через высокие кирпичные ворота и вернуться в свои покои.
Мне разрешили отдохнуть, пока фрейлины распаковывают мои вещи, когда я получила нежданное и зловещее известие: Вильгельм Оранский был убит, застрелен в собственном доме бургундским агентом Филиппа. По выражению Шрусбери, «выстрел произведен с возмутительно близкого расстояния».
– Это очень печально для меня, – сказала я.
– Но это не печалит ваших родственников Гизов, папу римского или иезуитов, которые шастают повсюду, и, разумеется, Филиппа Испанского. Ваших друзей!
– Они мне не друзья, – ответила я. Действительно, я перестала считать их друзьями. Все, что они могли дать, – это лишь обещания. Я начала подозревать, что они на самом деле не собирались помогать мне, что я стала лишь пешкой в их международной политической игре. Только они могли освободить меня, но не делали этого, потому что им не было до этого дела. А те, кому было дело до меня, – фанатичные роялисты и мелкие дворяне со старинными католическими корнями – оказались бессильны что-либо предпринять. Поэтому я умру здесь, в Англии, в башне, под охраной протестантских драконов.
– Конечно же, они ваши друзья. Если нет, то почему вы заигрываете с ними? Заговор Трокмортона… – Обычно грустные, глаза Шрусбери зловеще сверкали.
Да. Заговор Трокмортона. Так они назвали его в честь моего агента, схваченного и замученного Фрэнсисом Уолсингэмом. Он был связным между мною, испанским послом и заговорщиками в Европе, которые разрабатывали «Священную инициативу».
– Мне просто сообщали об этом, – сказала я. – Я не предлагала ни советов, ни поддержки.
– Вы должны были сообщить об этом королеве Елизавете! Вам приходилось слышать о «недонесении об измене»? Это значит, что человек знает об измене и умалчивает о ней. Это преступление! – Он повысил голос, а его лицо исказилось от гнева. В последнее время Шрусбери заметно изменился: он одряхлел, сгорбился; он смертельно устал от неблагодарной задачи, возложенной на него королевой Англии. Понятным образом он чувствовал себя обманутым из-за того, что я осмелилась «строить заговоры» у него под носом. Это был деликатный момент.
– Дорогой друг, давайте не будем играть словами. Речь идет о более значимой проблеме, которая появилась с тех пор, как меня незаконно задержали в Англии. Тогда я сказала сэру Фрэнсису Ноллису то же самое, что говорю и сейчас: «Если меня будут насильно удерживать здесь, вы можете быть уверены, что, как человек, пребывающий в отчаянном положении, я воспользуюсь любыми средствами, которые помогут ускорить мое освобождение». Каждый заключенный пытается обрести свободу, а тюремщик старается не допустить этого. Но даже в этих рамках мы можем оставаться достойными людьми.
– Достойными? Они собирались убить Елизавету!
– Никто не советовал убить Елизавету.
– Этот Сомерфилд…
– Сомерфилд был безумцем, – перебила я. – Вы имеете в виду человека, который выступил из Уоркшира с намерением застрелить королеву и насадить ее голову на кол, называя ее змеей? Подобает ли монарху бояться такого человека? Мы трепещем от этой угрозы!
– Я уверен, что вы были бы только рады, если бы он достиг успеха! – заявил Шрусбери, воинственно выставив бороду.
Его слова глубоко оскорбили меня, но я старалась не показывать этого. Меня, потерявшую Риччио и Дарнли, жестоко убитых заговорщиками, мутило от одной мысли об этом. Убийство всегда отвратительно, будь то яд, пуля, кинжал или меч, даже если конечный результат выглядит желательным.
– Теперь вы клевещете на меня, – наконец сказала я.
– Вы не хуже других знаете, что происходит после смерти монарха! – Он едва не сорвался на крик. – Не разыгрывайте невинность передо мной! Все полномочия прекращаются вместе с ним: шерифов, советников, судей, магистратов, парламента. Единственная власть остается у наследника, следующего по очереди, а это вы!
– Тогда мне тоже нужно бояться убийц, – сказала я. – Вы в самом деле думаете, что мне позволят взойти на трон? Нет.
– Но вы думаете об этом!
– Разумеется, я думала об этом, а кто бы в моем положении не думал? Не называя имени своего преемника, Елизавета каждый день играет с судьбой.
– Потому что против нее строят заговоры? – Шрусбери вцепился в тему, как бульдог.
– Нет, потому что каждый прожитый день – это дар Божий. Мы можем умереть в любой момент от естественных причин. Ничто не предопределено.
– Зато совершенно ясно, что убийство быстрее и надежнее любых планов вторжения, которые требуют такой подготовки и координации, что в конце концов исчезают сами собой. А тайные письма и те, кто их передает, неизбежно оказываются раскрытыми, – добавил он, явно довольный собой.
– Благодаря вашему Уолсингему и его палачу в Тауэре, – сказала я. Они схватили Трокмортона, завладели его бумагами, пытали его, а потом казнили. Испанский посол, находившийся в центре заговора, был с позором изгнан из Англии. Теперь в Лондоне не осталось представительства Испании, и это означало, что вся моя переписка велась через Францию.