Последний трюк каскадера
Шрифт:
Костыли же — образ окончательной утраты. Они внушают жалость, смешанную с отвращением.
Я знал, что по-прежнему могу рассчитывать на себя, но, выйдя из клиники, решил внушить им жалость. Из чувства мести. Очень скоро Фроман раздобыл колясочку, и с пледом на коленях меня можно было демонстрировать посторонним.
Надо быть справедливым. Иза делает все, чтобы моя жизнь стала более или менее сносной. Шамбон тоже, но так неловко, что иногда выводит из себя. Оба относятся ко мне, как к больному. И только старуха с ее фанаберией раскусила
Но Иза, ведь она родилась в цирке и терпеть не может карликов, уродов, ублюдков. Она не желает, чтобы я превратился в лилипута. Для нее я навсегда останусь тяжелораненым, о котором надо заботиться. А я этого не выношу. Знаю, запутался в противоречиях. Я и хочу, и не хочу пользоваться посторонней помощью. Мне нравится, когда взбивают мои подушки, спрашивают: «Тебе не холодно?» И в то же время мне хочется волком выть. Это мне-то, человеку, привыкшему проходить на съемках сквозь огонь, воду и медные трубы!… Всерьез подумывал о самоубийстве. Потом раздумал!
Может, когда-нибудь. А пока я должен доказать самому себе, что трюки каскадера продолжаются. Старика надо убить. По тысяче причин, к которым я еще вернусь; впрочем, тут и так все ясно, как день. Пора свести счеты. Особый соблазн в том, что есть замысел истинного профессионала, человека полноценного, владеющего всем арсеналом средств… Как бы это сказать?.. Короче, мне надо, чтобы преступление удалось так, чтоб комар носу не подточил. Вдруг я понял, что жизнь моя станет тогда иной. Ко мне вернулась радость.
Действовать! Лихорадочно! Я — убийца? Боже упаси! Скорее творческая личность. Нет нужды теперь ненавидеть Фромана. Достаточно не спеша вычислить его смерть… ***
— Мадемуазель Марта Бонне, я не ошибся?.. Комиссар Дре.
Можно войти?.. Спасибо… Вы догадываетесь, почему я здесь… Нет? Да что вы… И вас не удивила смерть вашего бывшего патрона? Вы газеты читаете?..
Марте Бонне лет двадцать пять, не более. Существо робкое, запуганное. Смотрит по сторонам, словно ищет помощи.
— Успокойтесь, — продолжает комиссар. — Мне, собственно, нужно получить кое-какие сведения. Вы долго служили в замке?
— Три года.
— Значит, это при вас произошла автомобильная катастрофа?
— Да, конечно. Бедный мальчик… Больно смотреть. Она постепенно приходит в себя, продолжает:
— Он не часто бывает на людях. Иногда его вывозит в парк господин Марсель.
— А госпожа Фроман?
— Крайне редко.
— Почему?
— Не знаю. Жермен утверждает, что месье не разрешал. У него был чудной характер.
— Вы с ним не ладили?
— Как когда. Бывало, он мило беседовал. А иногда проходил мимо, не замечая.
— Может, был погружен в свои мысли?
— Может быть. Скорее, я думаю, ревновал. Она говорит тише:
— Господин комиссар… я повторяю только то, что слышала.
— От кого?
— От кого угодно, в городе.
— Что же именно?
— Что мадам годилась в дочери месье и что этот брак скрывал что-то не очень чистоплотное… никто толком не знал, откуда она взялась, она и ее брат.
— Ее брат?.. Вы имеете в виду раненого?
— Да. Но в самом ли деле это ее брат?.. Почему его прятали?
— А как вы думаете, Марта?
— Это ведь странный мир, господин комиссар. Еще этот простак вьется около нее.
— Какой простак?
— Господин Марсель, бог ты мой! Я не имею права так говорить о нем, но меня просто бесило, когда он любезничал.
— Так бросалось в глаза?
— Женщина всегда чувствует подобные вещи… И вот вам доказательство: мать господина Марселя это тоже замечала. Они часто ссорились. Комиссар что-то записывает в блокноте.
— Итак, резюмируем, — говорит он. — Если я вас правильно понимаю, никто друг с другом не ладил? Господин Фроман изолировал бедного Монтано и не доверял племяннику. Госпожа де Шамбон не любила госпожу Фроман и давала это понять своему сыну. Ну, а госпожа Фроман? Как она держалась в этой обстановке? На чьей она была стороне?
— На своей!
Дре задумался. Эта девица вовсе не глупа. Он вспоминает слова Феррана: «Я живу в изоляции. Жизнь меня больше не интересует». Понимал ли Фроман, что его женитьба была роковой ошибкой? Преданный рабочими, друзьями, вероятно, женой, он, быть может, внезапно впал в депрессию? Дре намерен серьезно допросить вдову. Теперь он знает, как себя защитить, если его упрекнут, что он вяло вел следствие.
Я, разумеется, не присутствовал на похоронах. Обо всем мне доложил Марсель. Скучная церемония. Народу — тьма.
Много любопытных, которые притащились на кладбище, чтобы разглядеть Изу. Моросящий дождь омывал официальные лысины.
Наспех заготовленные речи. Наконец-то господин президент оставил нас в покое. Другое дело-комиссар. Тот продолжает рыскать. Почему все-таки господину Фроману вздумалось изменить условия своего завещания? Это наводит на размышления. Поскольку он никоим образом не мог распоряжаться частью состояния, законно причитающейся его сестре и племяннику, Иза была единственным лицом, входившим в его расчеты. Может быть, он собирался лишить ее наследства? Но тогда зачем он застрелился? Дре, бедняга, запутался. Чувствует, что ему недостает чего-то очень существенного, а так как он въедлив, то рассматривает любые гипотезы.
— Уважаемая госпожа, я хотел на прощание засвидетельствовать вам свое почтение и известить вас, что следствие практически закончено.
Комиссар не любит садиться. Он смотрит на госпожу Фроман, отмечает про себя, что траур ей к лицу, добавляет:
— Что вы теперь намерены делать?.. Замок, наверное, кажется вам достаточно мрачным.
— Я не могу оставить старую тетушку, — говорит она. — Если Шарль меня видит, я уверена, что он меня одобряет.
Дре изумлен. Он помнит, как сестра покойного отзывалась об Изе, пытается возразить: