Последний выбор
Шрифт:
— Василиса Ивановна! Возьмите себя в руки! Ваша вахта ещё не окончена!
— И ничего такого! — вспыхнула Васька. — Подумаешь! Даже и не думала!
— О чём? — поинтересовался капитан очень нейтральным тоном.
— Ни о чём! — решительно отрезала девочка. — Вообще ни о чём!
— Это-то и пугает… — тихо сказал он себе под нос, а громко скомандовал:
— Юнге привести в порядок большую кают-компанию, приготовить чай. Думаю, дипломатически верно будет первую встречу организовать на нашей территории. Не теряем бдительности, экипаж. Гостеприимство аборигенов — штука переменчивая.
Переодевшийся в синие
— Се ми отац! — важно представил он улыбчивого усатого чернявого мужика с проседью в волосах.
Он снял небольшую шляпу с яркой лентой и пером и поклонился.
— Берган. Драго видам те.
С ним пришла строгая женщина с поджатыми губами, одетая в тёмное длинное платье и с капором на голове. Во всяком случае, именно слово «капор» выплыло из памяти при виде этого головного убора с завязками. Третьим оказался древний скрюченный дед с деревянной клюкой, в меховой жилетке и войлочных каких-то чунях. Руководящая, надо полагать, часть семьи явилась. Вокруг трапа расположились ещё какие-то родственники в количестве пары десятков и возрастом от босых младенцев в рубашках до почтенных седых матрон в расшитых платках, но их не приглашали. Тётка в капоре, встав наверху, повернулась к ним и сделала повелительный жест.
— Иди постави столове!
Собравшиеся покивали, но расходиться не спешат, заворожённо глядя на тушу зависшего над землёй дирижабля.
— Брзо! — скомандовала женщина, и они, дружно вздохнув, отправились к башне. Остались только несколько чумазых голоногих детишек лет трёх или около того.
В коридоре столкнулся с Василисой и не сразу понял, что не так.
— Васька, — всплеснул руками Иван, — ты что, брови накрасила? И губы? Зачем?
— И ничего такого, — смутилась девочка, — совсем чуть-чуть. А что, нельзя?
— Перестаралась немного, — сказал я осторожно. — Капельку.
С русыми волосами и полудетским лицом угольно-чёрные брови и багровые губы смотрелись, мягко говоря, странно.
— Откуда у тебя косметика вообще? — жалобно спросил несчастный отец.
— Злата подарила.
— Злата — цыганка, — вздохнул он, — её косметика тебе совсем не идёт. Попроси лучше у мамы, когда вернёмся. А сейчас умойся, если не сложно.
— Ну и пожалуйста, — вспыхнула Васька, — могу и вовсе не выходить, раз я такая страшная и ты меня стесняешься!
Развернулась и проследовала в каюту строевым шагом.
— Начинается… — с тоской в голосе сказал Иван, — подростки…
Но тут нас догнала делегация, и мы пригласили её в кают-компанию.
Аборигены оказались настроены доброжелательно, но решительно. Мы понимали едва половину сказанного, но они не ленились повторить несколько раз, другими словами, лишь бы до нас дошло — мы им успели сильно задолжать за эти годы. Они терпели беды и лишения, но не оставили башню, теперь мы обязаны всё это компенсировать.
В чём именно состояли лишения — я так и не понял. У меня сложилось впечатление, что главная претензия в том, что их семья утратила всё влияние и уважение, когда маяк выработал ресурс. До этого они заряжали акки местным и пришлым, заполняли танки волантеров, включали сигнал Дороги и жили кум королю.
— Крашно живе, уважно се! — скорбно заявила тётка.
Эта семейная
— Се невместно ми! — возмущалась тётка, которая тут, кажется, выступает главным бенефициаром семейного бизнеса.
Усатый пилот рассказывает, оглядываясь на неё, а дед, взятый, видимо, как последний живой свидетель позатех времён, только вздыхает, кивает и шевелит кустистыми седыми бровями.
В общем, от нас ждут: во-первых, немедленного восстановления маяка. Это не обсуждается, очевидно же, что это наша работа. И она ещё поинтересуется у нашего начальства, почему мы так долго тянули с её выполнением. Небось, загуляли где-то лет на сто, забив на свои служебные обязанности. Как она планирует жаловаться и кому именно, я не понял.
Во-вторых, от нас ждут компенсации за годы простоя и недополученную прибыль. Плюс моральный ущерб. Сумма последнего пока в процессе подсчёта, но простым «извините» мы не отделаемся.
В-третьих, мы должны явиться к местным правителям. При всём параде — тут она скептически осмотрела наши неказистые одеяния — и во всём величии. Дабы потребовать признания Семьи Смотрителей и возвращения им положенных привилегий по списку. Список уточняется, но он будет длинным.
В-четвёртых (и в главных), мы должны твёрдо указать «клятым Жигичам» их место.
К этому моменту мы уже настолько обалдели от вываливаемых на нас претензий, что Иван безнадёжным тоном попросил уточнить, что за Жигичи такие, почему они «кляты» и где их место. По мере преодоления языкового барьера выяснилось, что маяков в этом срезе не один, а два. Второй вышел из строя ещё раньше, чем этот, но «клятые Жигичи» — семейство тамошних смотрителей — до сих пор отказываются признать своё ничтожество пред лицом куда более достойных Летечей.
— Летечи — се ми, — пояснила тётка, хотя мы и сами уже догадались.
Осторожные попытки выяснить, почему именно Жигичи столь ничтожны, если маяки не работают оба, вызвали фонтан бурного возмущения. Тётка аж встала и нависла над столом, потрясая сухонькими кулачками, отец семейства встопорщил гневно усы, и даже дед зашевелил бровями сильнее обычного. И только почтительно стоящий позади юный Лори Летеч имел вид смущённый и неловкий.
«Клятым Жигичам» (употреблять эту фамилию без эпитета строго возбраняется) инкриминируется следующее.
Во-первых, их маяк не работает, а значит, они плохо исполняли обязанности Смотрителей. Да, наш тоже не работает, но это совсем другое дело. Понимать надо!