Последний выбор
Шрифт:
— Бог с ними с шариками, что дальше-то было?
— Наличие Бога представляется мне в этой картине мира сомнительным, но Кафедра уверена в существовании неких Основателей, каковые могут быть исполняющими данную функцию. Эти гипотетические персонажи и совершили «Хуяк».
— Хуяк?
— Именно. Данный термин кажется мне наиболее подходящим для этого специфического акта творения. В общем, тот мир, что был един и возлежал на слоновьих жопах…
— Может, спинах?
— Ты слона вообще видел?
— Ладно, неважно, продолжай.
— Короче, этот мир погряз. В чём-то, в чём обычно погрязают миры в представлении церковников. В разврате, может быть, или ещё каком приятном непотребстве. Поглядели на это Основатели и сказали:
— Чего-то тебя понесло… — удивился Иван.
— С недосыпа, бывает. Отбросив лирику — по версии Кафедры, мы имеем периодический процесс с пилообразным графиком. Нарастание хаоса, на пике — пришествие очередного Искупителя, сброс на ноль. Спираль собирается в диск, диск укладывается на слоновьи жопы, потом «хуяк» — и всё сначала. Причина — изначальная порочность, присущая роду людскому. Как по мне — данная картина мира страдает чрезмерной антропоцентричностью, но за что купил, за то и продаю.
10
Уильям Батлер Йейтс. «Второе пришествие».
— Интересная версия, — согласился капитан. — А ещё какие есть?
— Имеется, например, конкурирующая картина бытия от Конгрегации. Она содержит утверждение, что…
— Погоди, это не наш ли объект? — перебил меня Иван.
Вдали на небольшом снежном холме — группа зданий. Центральное имеет характерно-непристойную форму, свойственную маякам, остальные — обычные дома, форма их сглажена снежными шапками на крышах.
— Похож, — сказал я, — но разве тут не должно быть какого-никакого моря? Хотя бы даже замёрзшего?
Вокруг — холмы, напрочь исключающие вероятность того, что это побережье, пусть даже бывшее. На окраине посёлка вообще стоит сооружение с колесом, очень похожее на шахтный лифт. Что-то тут добывали? Или даже добывают до сих пор? Вон, какие-то дымки над зданиями, тут явно есть жизнь.
Иван пощёлкал клавишей селектора.
— Да, пап? — послышался сонный голос из динамика.
— Подходим, Вась. Ты просила разбудить.
— Да, спасибо, — громкий заразный зевок, — я сейчас.
Пока девочка умылась, оделась и выползла в рубку, мы уже подошли к посёлку. Низкое зимнее солнце подсвечивает накатанные санные следы на снегу, и они недвусмысленно ведут к воротам маяка. Вокруг натоптано, снег прибитый и грязный — место не выглядит заброшенным и ничейным. И что это для нас означает? Непонятно…
— Ой, собачка… — сказала наблюдательная Василиса.
Возле маяка действительно бегает крупный лохматый пёс, похожий экстерьером на лайку. Вот он остановился, задрал лапу на угол здания, задумчиво поднял ушастую
Мы зависли чуть в стороне и немного выше башни — отсюда хорошо виден зарядный интерфейс для дирижабля. У нас пока запас приличный, но, если что — энергии много не бывает. На лай из ворот маяка вышел этакий полярник — в толстой оранжевой куртке с капюшоном, с замотанной физиономией и в противосолнечных очках. Он огляделся, что-то сказал собаке — вероятно, велел заткнуться, — а потом поднял-таки голову, увидел дирижабль и, споткнувшись, сел задницей в снег. Ну, здравствуйте, аборигены.
Туземцы владеют русским языком — это большой плюс. Но нам они ничуть не рады — это большой минус.
— Да, маяк работоспособен, — неласково сообщил их бородатый глава, — но мы не собираемся подавать сигналы. Мы используем только зарядный терминал, без акков нам конец. Сами видите, какое паршивое в этом году лето…
— Это лето? — спросила, ужаснувшись, Василиса.
— Зимой минус семьдесят и ветер такой, что вы бы и подлететь к нам не смогли.
— Какой ужас, — вздохнула девочка, — налить вам ещё кофе?
— Да, если можно. Наши запасы иссякли пять лет назад. Спасибо.
— И как вам удаётся выжить?
— Жизнь — это энергия. Энергия у нас пока есть. Но, если мы включим маяк, то на его сигнал придут те, кто просто выкинет нас отсюда. Потому что им будет наплевать, выживем мы или сдохнем. Разве не так?
— Существует такая опасность, — признал я. — Однако мы уже прилетели. И если вы размышляете, как бы нас по-тихому грохнуть… Размышляете же?
— Обязан, — сурово ответил бородач. — Я — глава выживших. От моих решений зависит существование нашего человечества. Нас и так немного осталось, знаете ли.
— Так вот, оставьте эту мысль. Раз мы вас нашли, то за нами неизбежно придут другие, — соврал я. — Не надо воевать, надо договариваться.
— У нас нет сил и ресурсов для войны, — вздохнул он. — Мы все растратили на выживание…
— Но как ваш маяк работает без поплавка? — задал я давно мучающий меня вопрос.
Бородатого предводителя этих морозных выживальщиков зовут банально — Петер. По-русски, точнее «на языке Коммуны», говорит только он, — ну, или остальные не соизволили. Это сразу навело меня на мысль, что у них есть внешние контакты в Мультиверсуме — иначе зачем переговорщик с языком? Здешний язык похож по звучанию на немецкий. Готические шрифты на оборудовании только подчёркивают нелепое ощущение, что мы попали на мифическую тайную «Антарктическую базу Аненербе».
Устройство маяка ничем не отличается от типового — та же штанга приливного привода, торчащая из пола, силовая ферма, консоль энергосъёмника, скворчащие разрядами кристаллы. Но где же, в таком случае, поплавок?
Для демонстрации поплавка меня сопроводили по хрусткому снежку до шахты. Погода, кстати, вполне ничего — мороз и солнце, день чудесный. Главное, не думать, что это середина лета. Скрежещущая обледенелая клеть, дрожащие заиндевелые тросы… Чем ниже, тем теплее, вскоре пришлось снять очки и размотать шарф. Снизу тянет влагой, пахнет сырым навозом и почему-то немного морем — солью и йодом. Клеть большая, обшарпанная, видно, что на ней регулярно поднимают грузы. Финиширует в широком коридоре с узкоколейным рельсовым путём и стоящими у стен погрузчиками. Морем тут пахнет сильнее — навозом и гнилью, правда, тоже. В коридоре уже совсем тепло, градусов десять плюс. Влажность такая, что куртка сыреет. Плавный пологий спуск вниз. Морем пахнет впереди, навозом, землёй и грибами — из боковых штреков. Там горит яркий свет, происходит какая-то суета. На стене — распределительный шкаф. Петер открыл дверцу и показал вставленные в гнёзда акки. Три штуки. От них расходятся силовые шины и кабели.