Последний знаменный
Шрифт:
Роберт, ставший уже подростком, демонстрировал недюжинные таланты, но его пристрастия тяготели к военной стезе, а не к коммерции, и он осознавал себя воплощением своего прадедушки, основателя дома, чье имя он и носил. Это был энергичный, не лишенный чувства юмора молодой человек.
Совсем другое дело был его младший брат. Взрослея, Адриан Баррингтон становился излишне замкнутым, стремящимся к уединению мальчиком, у которого, казалось, не было друзей даже среди собственных братьев и сестер, не говоря уже о детях английских торговцев, посещавших школу в Международной концессии в пригороде Шанхая. Только один человек — его бабушка — могла вызвать в нем некоторое воодушевление.
Однако Джеймса больше радовали дочери. Виктория, несколько задержавшаяся с рождением — она была на семь лет моложе Адриана, — со всей очевидностью превращалась в удивительную красавицу. Формы ее выглядели безупречно точеными, а глубокие синие глаза удивительно контрастировали с роскошными темными волосами. Хелен, которой в 1880 году исполнилось семнадцать лет, была не столь яркой со светлыми, как у матери, волосами и искрящимися зелеными глазами, но она привлекала мужчин, как мед привлекает пчел, и когда Джеймс приезжал домой, то гадал, какого ее очередного горячего поклонника встретит на этот раз.
Однако прежде Хелен обращалась со всеми своими поклонниками одинаково прохладно, но с начала этого, 1880 года Джеймс обнаружил, что она чаще других встречается с одним американским миссионером.
— Муррей Скотт, сэр, — представился молодой человек, энергично пожимая руку Джеймсу, — Балтимор.
— Где находится ваша миссия?
— Ну что вы, сэр, мы еще ее не открыли. Мистер Баррингтон, я здесь с Джонасом Эпплби... Вы слышали о Джонасе Эпплби, сэр?
Джеймс нахмурился. Разумеется, он слышал о Джонасе Эпплби, этом весьма агрессивном человеке, считающем, что следует идти в глубь Китая и, если потребуется, прокладывать себе путь штыками, но донести до этих «языческих дикарей» слово Господа.
— Мистер Эпплби планирует открыть миссию в верховьях реки Хуанхэ, которую тамошние жители называют Желтой рекой, — с энтузиазмом сообщил Скотт. — Для меня великая честь помогать ему.
Джеймс еще больше нахмурился.
— Хуанхэ всегда оставалась закрытой для европейцев.
— Разве можно удержать слово Господа упрямством нескольких желтолицых?
— Нескольких сот миллионов человек, заметьте, мистер Скотт, которым принадлежит эта земля.
— Наш долг, сэр, донести преимущества цивилизации варварам.
— Мистер Скотт, — сказал Джеймс, — вы явно стараетесь меня разозлить?
— Папа! — запротестовала Хелен.
— Нет, пусть он меня выслушает, — настаивал Джеймс. — Китайцы, возможно, и выглядят дикарями в глазах нескольких заблуждающихся европейцев, мистер Скотт, но их цивилизация в десятки раз древнее нашей и их религиозные взгляды, которые к тому же гораздо более приемлемы, чем многие догматы христианства, тоже.
— Сэр! — Скотт вскочил на ноги. — Вы богохульствуете!
— Так же, как и вы, когда насмехаетесь над буддийским священником.
— Заявляя об их цивилизованности, как могли вы забыть ту ужасную резню в Тяньцзине десять лет назад?
— Ничего подобного. А не могли бы вы мне рассказать о бойне, постигшей негров в южных районах Соединенных Штатов после вашей гражданской войны? Монахини Тяньцзиня были, по крайней мере, заподозрены в колдовстве.
Лицо Скотта стало пунцовым от злости.
— О, садитесь, садитесь, молодой человек, — миролюбиво пригласил Джеймс, — и пропустите глоток.
— Я не употребляю алкоголя, сэр.
— Напрасно. Он расширяет взгляд на вещи.
— Я вынужден вас покинуть. Всего доброго, сэр. Мое почтение, госпожа Баррингтон! Госпожа Баррингтон! — Последнее предназначалось Джейн.
— Я провожу вас, — сказала Хелен.
— Уверена, все эти твои высказывания были неуместны, Джеймс, — упрекнула мужа Люси, как только молодые люди вышли из комнаты.
— А я считаю, очень даже уместны, — парировала Джейн. — Некоторые из этих миссионеров, похоже, упорно накликают беду.
— А потом, когда добьются своего, начнут призывать на помощь, — проворчал Джеймс.
— Кстати, должна тебе сказать, что Хелен очень расстроится, — заметила Люси. — Господин Скотт, как она мне призналась, нравится ей больше всех остальных кавалеров.
— Этот? — воскликнул Джеймс. — Не хочешь ли ты сказать...
— Возможно, теперь он переменит свое решение, но я не сомневаюсь, что он намеревался просить руки Хелен.
— Намеревался? Это ничтожество? И ты серьезно собираешься позволить своей дочери выйти замуж за миссионера? А затем скрыться где-то, в китайской глубинке?
— Если она этого хочет, то да, — сказала Люси с несвойственной доселе решимостью.
Оказалось, что Хелен как раз именно этого и хотела. Джеймс собрался было разыграть из себя строгого папашу и запретить ей, но затевать семейные распри он желал меньше всего.
— Я бы только хотел убедиться, — сказал он ей, — что ты по-настоящему его любишь, а не просто пытаешься досадить мне или как-то загладить прошлые трения в наших отношениях.
— Я и в мыслях никогда не держала досадить тебе, папа. Я люблю Муррея, и он любит меня. Что касается наших с тобой предшествующих отношений, ну... они были несколько нецивилизованными, не так ли? Кстати, и тетя Джоанна вышла замуж за миссионера.
— Я-то считал, что одного такого замужества на семью вполне хватит, — пробормотал Джеймс. — Очень хорошо, Хелен. Если ты настаиваешь, я дам свое благословение. И помни: мы всегда будем рады тебе помочь, если что-то сложится не так, как тебе хотелось бы.
— Я так и сделаю, — согласилась она, однако злость ее не прошла, и она не поцеловала его на ночь.
О помолвке Хелен еще не было объявлено, когда пришло тревожное сообщение от Чжан Цзиня: Цыси заболела. Чжан не очень распространялся о причине и симптомах болезни, его больше заботила утрата ею власти. Цыань и ее евнухи вынуждены были взять под свой контроль правительство, и он опасался, что это положение примет необратимый характер.