Последний знаменный
Шрифт:
На верхней площадке лестницы появился мужчина.
— Поднимитесь сюда, — сказал он. — А ты останься, — осадил он Цин Саня, пытавшегося сопровождать Викторию.
Цин Сань издал воеподобный возглас, но Виктория улыбнулась ему и направилась вверх по лестнице. Китаец открыл дверь, и она оказалась в маленькой комнате, лицом к лицу с Тан Личунем. Дверь за ней, щелкнув, захлопнулась.
Виктория огляделась: кроме них, в комнате никого не было; обстановка аскетичная: стол, заваленный газетами и картами, два простых стула да кровать в углу. Единственная лампа свешивалась с потолка.
Ее сердце опять сильно забилось при виде кровати от осознания того, что она находится наедине с этим мужчиной, однако при этом ей удалось изобразить подобие улыбки.
— Господин Тан?
— Мисс Баррингтон. Как я понимаю, вы хотели меня видеть. Не желаете ли сесть? — Его английский оказался безупречен.
— Спасибо. — Она села на стул возле стола, он же опустился на другой, в противоположном от нее углу.
— Вам грозит большая опасность.
Он выжидал с непроницаемым выражением лица.
— Мой отец знает, что вы в Шанхае, и собирается сообщить об этом наместнику.
— А кто проинформировал вашего отца?
— Я... — Она закусила губу. — Поверьте, не нарочно. Я только спросила его о Сунь Ятсене.
— Что именно о докторе Суне?
— Ну... все, я думаю.
— Это случилось после того, как вы увидели меня вчера на рынке?
— Да. Слуга сказал мне, что вы работаете на доктора Суня. Я тогда не знала, что вы революционер.
— Желать свободы своему народу, по-вашему, значит быть революционером? — спросил он сразу ставшим резким голосом.
— Вы имеете в виду свободу для ханьцев. С точки зрения маньчжуров, я думаю, желать им свободы может именно революционер.
— По мнению деспотов и захватчиков, режим которых поддерживает ваш отец, мисс Баррингтон.
Виктории его слова вначале показались обидными, но, подумав немного, она осознала: маньчжуры и в самом деле деспоты и захватчики.
— Моя семья знает Китай только под маньчжурами, — заметила она. — Так же, как и вы.
— Это вовсе не означает, что любая диктатура должна существовать вечно. Они, погубили империю, а значит, утратили доверие Небес. Вы понимаете это?
Виктория знала принципы конфуцианской этики, предполагавшей рассогласованный, но удобный путь, разрешая свободу совести. В приложении к данному случаю непременной обязанностью каждого человека было лояльно поддерживать сложившуюся систему управления своей страной до тех пор, пока она оставалась приемлемой, справедливой и сильной. Если же она переставала соответствовать одному из этих требований, непременной обязанностью каждого становилось свержение правительства и замена его другим — способности править в соответствии с конфуцианскими идеалами. К сожалению, определять, что составляет приемлемое, справедливое и сильное правление, в большей степени должен был сам индивидуум.
— Вам решать, господин Тан, — уклончиво сказала она и встала. — Я пришла сюда, так как подозреваю, что ваше местонахождение раскрыто из-за моей оплошности. Теперь мне надо идти.
— Почему вы думаете, что я позволю вам уйти, мисс Баррингтон?
Виктория вскинула голову со смешанным чувством тревоги и злости.
— Вы легкомысленная молодая женщина, — сказал Тан, — и все потому, что излишне самонадеянны, и потому, что красивы. Вы сказали моим людям, будто ваш отец знает, куда вы пошли. Я этому не верю. Знай он, ни за что не пустил бы вас, а пришел бы сам.
Виктория взглянула на него:
— Если со мной что-то случится, отец найдет меня. И вас. Даже если ему придется камня на камне не оставить от Шанхая. И наместник поможет ему.
— Я уже сказал, вы очень самонадеянны, мисс Баррингтон. Когда, по-вашему, мистер Баррингтон увидится с наместником?
— Во второй половине дня.
— Тогда я должен покинуть Шанхай в ближайшие часы. И как только я окажусь далеко отсюда, как вы думаете, будет ли для меня иметь значение то, что ваш отец, по вашим словам, не оставит от Шанхая камня на камне, обнаружив ваше мертвое тело среди развалин?
Виктория почувствовала, что близка к обмороку. Он говорил столь убедительно, будто о само собой разумеющемся.
— Понимаете, — продолжал Тан, — я не могу позволить вам уйти. Вы знаете, где я остановился. И даже если я скроюсь, вы можете выдать моих товарищей. Поэтому мои люди были бы вне опасности, только если бы вас здесь не было или вы не могли рассказать обо всем здесь увиденном.
Виктория судорожно сглотнула и села на место.
— Скажите, как вы узнали, где меня искать? — спросил Тан.
— Меня... меня привел мой слуга. — Она знала, что выдает Цин Саня, но была слишком напугана, чтобы выкручиваться.
— Тот парень внизу? А откуда он узнал?
— Не имею представления. Я попросила его отвести меня к вам, он, похоже, и сам не знал точно, только приблизительно улицу. Затем к нам пристали ваши головорезы.
Тан улыбнулся,
— Мои телохранители, мисс Баррингтон. Итак, вы сами видите, я не могу вас отпустить. — Он встал и обошел стол. Виктория следила за ним как завороженная. Молодой человек присел на край стола напротив нее, протянул руку и осторожно приподнял шляпу с ее головы. — Вы очень красивы. Когда я был в Англии, то видел много красивых женщин. Но ни одной равной вам.
— Вы были в Англии?
— Конечно. А вы?
— Нет.
Снова улыбка.
— Похоже, вы в большей степени китаянка, чем я — китаец. Позвольте заметить: если уж вы не можете покинуть этот дом, то я вполне могу овладеть вами.
Виктория прижалась спиной к спинке стула.
— Я... Я не выдам вас. Имей я намерения вас выдать, разве пришла бы предупредить об опасности?
Он взял ее за подбородок и повернул лицо сначала вправо, потом влево. Никто прежде не позволял себе обращаться с ней так фамильярно. Она должна была бы, казалось, разозлиться, но не могла. Его прикосновение было вежливым.