Последний знаменный
Шрифт:
Кроме того, основу флота составляли несколько крейсеров и кораблей более мелкого класса, все паровые и изготовленные из стали. Но, вероятно, самым позитивным оказалось то, что командование флотом было поручено европейским офицерам, в основном шотландцам, добровольно поступившим служить на самый молодой в мире военный флот. Для Роберта подлинным триумфом стал тот день, когда он стоял рядом с Дином на мостике флагманского линкора «Дин Юань», который прошел перед европейскими эскадрами, стоящими на якорях в заливе Чжили.
— Наш мальчик справляется со своими делами прекрасно, — сообщил жене Джеймс, вернувшись однажды из Тяньцзиня. — Ему удаются все замыслы, он счастлив, а его жена просто маленькое чудо.
— Но еще не мать, — заметила Люси.
— Мала еще, — сказал Джеймс и отправился проверять книги учета вместе с Адрианом.
Роберт чувствовал себя в высшей степени счастливым. Для флота была выбрана подходящая база в просторной, почти замкнутой сушей бухте Вэйхайвэй. Здесь Роберт купил себе дом и перевез Су. Теперь они могли проводить все ночи вместе.
Его в равной степени удовлетворял ход развития флота и собственная роль в нем. Адмирал Дин считал его, и считал справедливо, наиболее надежным и толковым помощником, и они стали добрыми друзьями, хотя Дин, похоже, не подозревал, что Роберт имеет доступ к вершинам руководства страны. Цыси, как казалось на первый взгляд, уступила неизбежному и ушла в тень после достижения императором Гуансюем совершеннолетия. Но каждый знал, что она продолжает править страной «из-за кулис», и лишним свидетельством тому стал декрет, предписывающий Гуансюю жениться накануне формального принятия всей полноты власти.
Император, вовсе не такой распутник, как его предшественник, все же очень обрадовался этому решению, а Цыси вновь рискнула, позволив ему, как и Тунчжи, самому выбрать претендентку в будущие императрицы. Однако Гуансюй выбрал четырнадцатилетнюю девушку из клана Татала, к которому принадлежала и Алюта. Цыси немедленно вмешалась. Девушка была объявлена непригодной, ее сестра тоже. Однако их обеих взяли в императорский гарем. Первую в качестве Жемчужной, вторую — Блистательной наложницы. Гуансюй смирился с судьбой и передал право выбора своей «матери». Цыси предпочла всем остальным принцессам Лунъюй, непривлекательную девушку с торчащими зубами и к тому же тремя годами старше императора. Зато она была племянницей Цыси, дочерью спасшегося брата Гуйсяна. Таким образом она обеспечила себе преданность будущей императрицы.
Цыси установила контроль над отношениями императора с его гаремом. Она приказала проделать дверь между апартаментами императора и императрицы, а ход к наложницам замуровать. Теперь, когда император вызывал к себе наложницу, той приходилось проходить через веранду Цыси, полы которой скрипели при малейшем прикосновении. Таким образом, вдовствующая императрица точно знала, когда император спал с одной из своих женщин, и могла легко выяснить ее имя.
Теперь вдовствующая императрица не присутствовала на утренних заседаниях Верховного совета, но тем не менее на них заседал Ли Хунчжан, который подробно докладывал ей все, о чем говорилось и что решалось на них. Император, лишь на бумаге обладающий всей полнотой власти, не мог проводить самостоятельный курс, не совпадающий с желаниями своего дяди и приемной матери. Внешне казалось, Цыси ограничила свои обязанности лишь рисованием да завершением Ихэюаня, ее нового летнего дворца. Однако, когда чувствовала необходимость, она занималась воспитанием преданных ей молодых людей, которых намеревалась использовать для удержания своей власти в случае смерти Ли Хунчжана, который был уже глубоким стариком.
Таким образом, по крайней мере, при поверхностном взгляде, Китай, казалось, процветал и даже приближался, хотя и медленно, к современному миру.
Весной 1887 года в возрасте семидесяти семи лет умерла Джейн Баррингтон. Незадолго до этого она осуществила долгожданное путешествие в Порт-Артур, убедилась, что Джоанна здорова и довольна судьбой, после чего потеряла всякий интерес к жизни, перестала вникать даже в дела торгового дома. Джеймс и Джоанна, конечно, горевали, но одновременно и понимали, что грех жаловаться, их мать прожила долгую, полную приключений жизнь.
Однако утратила она интерес к жизни или нет, но умереть должна была, твердо зная, что дела ее семьи в надежных руках. Джеймс считал положение Дома прочным как никогда. Даже Адриан оказался лучше, чем он когда-то подозревал. Сын его по-прежнему отдавался настроениям мрачного самокопания, оставался необщительным, как и прежде, и почти не участвовал в общественной жизни Шанхая. Джеймс нисколько не сомневался, что он курит опиум, но решил не вмешиваться и не допытываться о происходящем в доме Адриана. Обязанности свои сын выполнял исправно, и у него было достаточно денег, чтобы не деградировать окончательно, как многие наркоманы.
Конечно, не дай Бог Люси дознаться...
А так, Джеймс был доволен своей семьей. Наперекор всем трудностям Хелен выглядела счастливой, Роберт оказался просто молодцом, а Виктория... Достигнув середины подросткового возраста, она превратилась в чрезвычайно красивую девочку с длинными темными волосами и сверкающими глазами, а также на удивление роскошными для ее возраста формами.
На нее оборачивались на улице, а молодые люди использовали любой предлог, чтобы лишний раз зайти в поместье Баррингтонов в Международной концессии и оставить визитную карточку в надежде получить приглашение на званые вечера Люси и посидеть рядом с дочерью главы дома.
Молва о красоте Виктории достигла даже Пекина.
— Я слышу отовсюду о редком очаровании вашей дочери, — поделилась Цыси, когда Джеймс приехал в столицу весной 1892 года.
Такие визиты стали ежегодной традицией. Но всегда происходили по указанию императрицы. Тем не менее Джеймс непременно привозил дорогие подарки, которые должным образом направлялись в имперскую казну.
Старея, Цыси становилась всё более жадной. Похоже, деньги стали ее единственным интересом в жизни. Джеймс оправдывал эту слабость удручающей бедностью ее отца, пытавшегося сохранить честность в сверху до низу коррумпированном китайском обществе. Теперь, имея репутацию самой богатой женщины в мире, Цыси продолжала собирать деньги на личные нужды и постоянно придумывала себе новые титулы, каждый из которых приносил ей дополнительные доходы. Однако жадность не мешала вдовствующей императрице одновременно тратить огромные суммы на обожаемый ею Ихэюань. Характер ее с годами делался все капризнее и противоречивее. Она могла с легкостью наложить вето на указ императора, а затем на следующий день одобрить его только оттого, что у нее переменилось настроение или, что случалось куда чаще, Чжан Цзинь его переменил.
Все возрастающее влияние евнуха на императрицу становилось опасным. Он, бесспорно, был откровенно доволен своей старой подругой по детским играм. В кругу своей семьи он называл ее «Старый Будда», так как она становилась все полнее и неповоротливее. Однако главенствовал во всех его помыслах и деяниях лишь корыстный интерес и увековечение личной власти. Это было широко известно, особенно среди верховных советников и ученых, но пока никто не обладал достаточным могуществом, чтобы бороться со сложившимся положением вещей. Даже если бы нашелся смельчак восстать против Трона Дракона под угрозой незамедлительно лишиться головы в случае провала, то ни о какой достойной замене думать не приходилось. Качества Гуансюя оставались неизвестными, так как он никогда не покидал Запретного города, как и его двоюродный брат, которого он сменил, окруженный евнухами и женщинами. Его наставник Вэнь Тунхэ, один из немногих обычных людей, имевших доступ к нему, оптимистически отзывался о его уме и клялся, что император интересуется только книгами и знаниями, обладает светлым умом. Но кто мог это подтвердить?!