Последняя битва
Шрифт:
Это мое преимущество перед Кристиной.
Однако я прекрасно понимала, что мне не потягаться с ней за душу Кейна, она всецело принадлежит его жене, которую он потерял на сорок лет. Он похоронил ее, пережил утрату и нашел силы, чтобы продолжать двигаться дальше. Теперь же обретя вновь то, что считалось безвозвратно утерянным, он ни за что не повторит свою ошибку и будет держаться за жену, как за собственную жизнь. Может даже еще пуще.
А потому я тяжело вздохнула, отпуская его с огромной радостью за него и с легкой почти неосязаемой толикой печали.
Он подошел ко мне сам, видя, что я не желаю устраивать проводы и уже направилась к Киске.
— Удачи тебе, — сказал Кейн.
Я улыбнулась и легонько кивнула — наш отработанный метод едва заметной поддержки друг друга.
— Надеюсь, очень скоро увидеть тебя здесь на экране, — добавил он.
— Я там буду не такая выпуклая, как в жизни, — с этими словами я указала на свой зад, еще некогда казавшийся ему соблазнительным.
Он ухмыльнулся и опустил глаза. А потом посмотрел на меня таким взглядом, каким щенок выпрашивает вкусняшку, или каким крыса Буддиста выпрашивает у него почесушки-за-ушки. Я опередила его высокопарные речи, потому что просто не выдержу их.
— Все нормально, Кейн. Я рада за тебя. Даже не представляешь, как. Черт, да даже я сама еще не до конца понимаю, как счастлива за тебя. Также как и за Фунчозу. Судьба вам такой подарок сделала, что я даже немножко ненавижу ее за то, что она обделила меня. Спустя сорок лет ты нашел жену и своего лучшего друга, Фунчоза скоро обретет потерянную мать. Это удивительно! И ради этого я живу. Я хочу видеть побольше таких историй.
Я кивком указала на тех двоих, что вернулись из мертвых.
Кейн не ответил, а просто обнял меня. Крепко-крепко. Наверное хотел в последний раз запомнить все мои выпуклости.
— А я поверить не могу, что встретил тебя, — произнес он на ухо. — Без тебя все это было бы невозможным.
— Без нас, Кейн. Без всех нас, — ответила я.
И не удержалась и обняла его в ответ. Крепко-крепко.
Вдалеке Кристина легонько улыбнулась мне, понимая, что это наше искреннее прощание с Кейном, с нашей короткой историей в любовь.
«О господи! Я так горжусь, так горжусь тобой! Ты всегда жертвуешь эмоциями во имя высшей цели!» — вдруг заревел знакомый голос под боком.
Я медленно повернула голову в сторону: Робокоп. Он снова сидел в пластиковом стаканчике, в одной руке кисточка от красного лака для ногтей, а в другой — розовый носовой платок, в который он смачно сморкался.
— Ты в порядке? — Кейн проследил за моим обеспокоенным взглядом.
Я тяжело вдохнула и посмотрела на часы.
— Шестнадцать дней и двенадцать часов до появления галлюцинаций, — ответила я ему.
Теперь в его взгляде заблестели оттенки печали. Я по-прежнему имею таймер в своем теле, и он нещадно отстукивал секунду за секундой до ОВС, до моего превращения в монстра. Я вдруг осознала, что никогда не принадлежала миру Кейна с его Кристиной и Генри, которым не нужна сыворотка, чтобы оставаться человеком. Но в то же время я не была и человеком. Я заняла позицию ровно посередине двух миров, и также, как и Падальщики, пыталась помочь ему не распасться на куски, пыталась сохранить единство, потому что видела в нем единственный шанс для нас выжить.
Я выпрямила плечи, вскинула подбородок и привычным командирским тоном отдала приказ отныне просто ученому, а не любовнику, так что пусть снова привыкает к моей суровости:
— Наварганьте нам зелья, доктор. Да побольше.
А потом развернулась и прошагала к Киске.
[1] Отсылка к роману «Сияние» Стивена Кинга
[2] Эритроцитарный росток — один из пяти зрелых ростков в красном костном мозге, отвечает за выработку эритроцитов.
[3] Тромбоциты играют важнейшую роль в регенерации поврежденных тканей.
[4] Теория одноразовой сомы, иногда теория расходуемой сомы — эволюционно-физиологическая модель, которая пытается пояснить эволюционное происхождение процесса старения.
[5] Обмани меня — телесериал о докторе, помогающий в расследованиях, находя правду через интерпретацию мимики лица и языка тела.
Глава 4. Да протрубит Иерихон
19 февраля 2071 года. 09:00
Амир
Стандартный алгоритм выхода на поверхность. Нестандартная цель.
Я наблюдаю за тем, как Хек проводит проверку систем связи и отслеживания передвижения, заполняет карманы экипировки дополнительными обоймами по тридцать патронов для стандартного FN SCAR, по шесть ручных гранат с каждой стороны пояса, дополнительный Глок на шестнадцать патронов — затвор гулко щелкает в опытных руках Хека.
— Датчики костюмов отвечают, Харисы[1] в системе, мы готовы выдвигаться, — докладывает сержант Бердин.
Хек кивает, отчего на лоб падает прядь его золотистых волосы, такая же дерзкая и непослушная, как и ее обладатель. Он кричит солдатам:
— Загружаемся!
А потом смотрит на меня своими пронзительными ярко-голубыми глазами, которые смотрят в самую душу, и широко улыбается, заставляя меня присоединиться к его волне. Он всегда прекрасно умел считывать мое настроение, мои намерения и даже мысли. Я не знаю, существует ли телепатия, но мы с Хеком определенно общались мысленно. Слова передавали лишь двадцать процентов того, что мы говорили друг другу. Мы научились общаться через жесты, мимику, невидимые подмигивания и неуловимые тычки локтями.
Харис это не название подразделения, не звание, не должность. Харис — это символ. Узнаваемый, понятный, неизменный и практически бездушный. Генерал Аль-Махди превратил Харисов в легенду, а легенда всегда прячет в себе достоинство и честь, а значит Харисы не имеют право быть иными.
Отобранных в десять лет юнцов, выдающихся либо крепким телосложением, либо сноровкой и ловкостью, на всю жизнь поселяют в самом дальнем от жилых отсеков военном блоке и запирают в нем до конца службы. Служба Хариса заканчивается в день его смерти. Никто здесь не доживает до тридцати. Мы пропадаем в миссиях либо ломаемся от нагрузки. Сердце — довольно хрупкий орган, слабости которого ты не видишь, зачастую не чувствуешь, и в один момент едва успеваешь удивиться тому, что оно вдруг перестало биться, прежде чем упадешь замертво.