Последняя битва

Сафина Айя

Харисам запрещен выход из военного блока, мы никогда не пересекаемся в жильцами Нойштадта, разве что видим их издалека на праздничных парадах. Они смотрят на нас с восхищением, благодарностью, некоторые — с вожделением, но никому из людей не суждено подойти к нам ближе, чем на десять метров. Мы неприкасаемые. Ведь мы легенда.

Аль-Махди верит в мощь суровой дисциплины как тела, так и духа, а потому мы воздерживаемся, постимся всю нашу жизнь. Пища наша безвкусна, желания плоски, и вся наша жизнь устремлена лишь в одну точку — защита. Мы последний оплот человечества в битве со смертоносным врагом, а потому и слабостей знать не имеем право. Лишь силу, бесстрашие и непоколебимость дозволено нам нести в груди. Для других чувств места нет. По крайней мере, не должно быть.

Но они есть.

Как есть и слабости.

Я беспрекословно подчинялся майорам и Генералу Аль-Махди, верил в правильность их строгих убеждений, считал их жестокие приказы безошибочными, а наказание — желанием сделать нас лучше.

Но потом мне исполнилось шестнадцать и я увидел Хека. Вернее, увидел настоящего Хека, ведь мы видели друг друга уже много лет, жили в одной казарме, тренировались плечом к плечу, вместе стояли перед лицом смерти. Пришел момент, который стал откровением для нас обоих. Я знаю, что его считают проказами шайтана, но я верю, что оно пришло от Аллаха. Потому что любовь всегда идет от Аллаха.

Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: «Если Аллах начинает испытывать любовь к кому-либо из Своих рабов, Он обращается к Джибрилу и говорит: «Поистине, Я люблю такого-то, полюби его и ты!», и Джибрил также начинает испытывать к нему любовь и возглашает среди обитателей небес: «Поистине, Аллах любит такого-то, полюбите же его и вы!», и обитатели небес также начинают любить его, а потом его начинают хорошо принимать на земле.

Я полюбил Хека. Хек полюбил меня.

В условиях круглосуточного наблюдения, проживания в общих казармах демонстрировать любовь телом очень сложно. Поэтому любовь наша невидима, спрятана глубоко в груди рядом с привычными силой, бесстрашием и непоколебимостью. Столь разные по спектру чувства все же смогли ужиться в нас, сделав нас сильнее, как того и хотел Генерал Аль-Махди. Поститься рядом с пиршеством сложно, воздерживаться рядом с возлюбленным нестерпимо. Мой дух тренируется ежедневным «Нет!», закаляется, становится скалой, прячущей маленький, но такой горячий огонек в пещере глубоко внутри.

— Миссия должна пройти гладко. Не рискуй больше обычного. Доедете до штаба, запускаете алгоритм и немедленно возвращаетесь обратно, — говорю я Хеку.

Мой приказ для окружающих — обычное распоряжение от майора командиру. Для Хека — акт заботы и признак тревоги за него.

Хек снова улыбается, а потом быстро окидывает взором территорию вокруг и быстро подмигивает.

— Есть, майор! — отвечает он.

Я едва заметно улыбнулся одним уголком рта.

В ангаре гулко загремел двигатель БМП, все пятеро бойцов основного отряда Харисов уже погрузились внутри и ожидали командира.

Мы с Хеком неспешно шли к машине. Ближе друг к другу, чем обычно. Наши плечи соприкасаются как бы ненароком. Прикрывшись свисающей с плеча винтовкой FN SCAR, Хек незаметно обхватывает мой мизинец своим. Огонек в пещере глубоко в груди разгорелся до пожара. Я хочу его, Хек это знает. Его мизинец обещание скорой встречи, скорых объятий, скорого поцелуя. Я мысленно принимаю это обещание. Мизинцы сжались крепче напоследок, а потом он взошел на борт машины, люк закрыл его от моего взора.

Я не вижу его внутри, но знаю, что он смотрит на меня через затемненные окна, также незаметно для всех, как и всегда.

С тех пор, как я стал майором, я реже выхожу в миссии на поверхность, Хек же занял мое место командира в первом отряде Харисов. Мы видимся гораздо реже, но тем ценнее стали наши тайные встречи.

Машина уезжает, ворота ангара смыкаются, составив меня один на один с моей тревогой. Я скормлю ей рутинные задачи, чтобы она немного отвлеклась от пожирания моей души.

— Харисы покинули Нойштадт, Генерал Аль-Махди, — говорю я в рацию.

— Принято. Возвращайся в центр, — зовет он меня к себе.

Я буду следить за ходом миссии через экраны мониторов, через динамики, как и последние два года. Я буду следить за пульсом Хариса № 1, буду его дополнительными глазами в минуты критической опасности, что будет воспринято Генералом Аль-Махди, как оправданный разумный расчет спасения самого ценного из отряда. Для меня же он самый ценный на всем белом свете.

После того, как я покинул отряд Харисов, чтобы стать первым помощником, Хек Вуйчич стал самым лучшим из Харисов, словно ему не хватало моего места. Таков был Хек — дерзкий, но невероятно отважный нахал. Истинный Харис. Истинный защитник обездоленных и слабых, благородный солдат посреди кровожадных шайтанов посланных в наказание человечеству.

Жадностью, пороками, насилием мои предки вызволили дьявола из недр, и теперь нам — детям грешников — исправлять грехи родителей. Это не наше наказание, мы его не заслужили, но это жестокий урок для всех нас. Пережив эпоху царствования дьявола, мы уже ни за что не пойдем по пути предков. Мы будем лучше, чище, милосерднее, и тому научим детей наших. Через суровое испытание Аллаха познаем мы боль и страдание, которые очистят нас от грехов и приблизят к Всевышнему.

Посланник Аллаха, да благословит его Аллах и приветствует, сказал: «Поистине, чем больше испытание, тем больше награда. Поистине, если Аллах полюбил народ, Он непременно испытает его. Кто останется довольным, тем будет доволен Аллах, а кто проявит недовольство, на того падет Его гнев».

По масштабам испытания я понимаю, что Аллах любит нас больше всех других живых существ на планете. И я не ропчу. Я благодарю Аллаха за испытания, и смиренно преклоняю голову перед любым его наказанием.

19 февраля 2071 года. 14:00

Тесса

— Эй, смотрите! — радостно позвала Перчинка.

Она стояла на возвышенности и указывала куда-то в ущелье в горах. Я взглянула Через плотные сугробы мы поднялись к Перчинке и тут же заулыбались. В десяти километрах от нас внизу в ущелье через встроенный в дисплей бинокль виднелись высокие остроугольные крыши Бадгастайна: часовня и мэрия. А посреди заснеженных домов и деревьев можно было различить черепицу «Умбертуса» — нашего нового дома. В груди снова разлилась знакомая теплота от осознания того, что у тебя есть дом, в котором тебя ждут, в котором по тебе скучают и в котором Хайдрун молится за тебя ее странным извращенным богам.