Последняя черта
Шрифт:
— Алис, ну это, плохо, конечно, — соседка поднялась, склонила немного голову, — Но это ведь родители твои. Мама выносила, родила...
— Да лучше б не вынашивала! — звонко выкрикнула Каста, рванула дверь подъезда на себя и, оказавшись уже в квартире, сползла по стенке в коридоре
Конечно, любить — это важно, нужно. Вот только это отвратительно. Алиса ненавидела себя сейчас за всё и в первую очередь... Нет, не понимала. Себя больше решительно не понимала, окончательно запуталась и потерялась. Осталась только возможность к слезам и пакетик.
Нет, она не сильная. Она все такая же слабая
Семья — это важно. У неё была другая семья и вот она и правда было важна. Кислородом на дне океана, глотком воды в пустыне — в той же степени.
Алиса поднималась — не живая, не мёртвая, стягивала с себя кожанку, бросая её тут же, вытаскивала из кармана джинс пакетик с парошком и шла на кухню «шаманить», как это называли в её кругах. Уже не бывших, наверное.
Руки дрожали, мир скрывался за пеленой из никуда не девшихся слёз. Думать снова было невозможно — столько мыслей и чувств, что не уцепиться да что-то конкретное. Алиса ощущала себя загнанным в угол зверем, который уже понял — выхода нет, охотники вооружены и ему остаётся только скалиться от страха.
Она возвращалась к одной, самой простой в мире тактике — пихать в себя всё, пока не перестанет торкать, а потом пересесть на что-нибудь потяжелее или увеличить дозу. Но это всё равно никогда не помогало по настоящему — наркотики это не выход, но побег. Кратковременный, сладостный побег.
Теперь уже Каста сидела прямо на полу возле кресла, держала шприц и шумно дышала. Вначале не могла найти вену, они все почти нарочно спрятались, кое-как только показалась одна и Алиса упёрла в неё иглу, чего-то ожидая. Не могла заставить себя сделать этот последний шаг. Мир ведь не плохой, на самом деле — просто накипело, заебало, опыстылило. Кто-то живёт хорошо и прекрасно, просто ей не везло с самого рождения. Был период белой полосы — друзья, тёплый Ворон с вечным сарказмом и тупым юмором. Сказка. А теперь отделился чертой и поползла кромешно - чёрная.
Дикий бы не одобрил, Актёр — тем более, он ненавидел наркотики в любых проявлениях. Но по другому уже нельзя. Алиса не могла не сдать назад, ни ввести наконец яд.
— Алиса! Алиса, блять! — раздался приглушённый дверью крик. Алиса вскинула голову, дёрнулась и игла соскользнула — царапнула кожу. Будто выйдя из транса, девушка отшвырнула шприц прочь, опять шумно задышала, обхватывая голову руками. В дверь продолжал долбиться Ворон, что-то кричать, просил открыть, а Алиса будто и не слышала. Потом заставила себя подняться и потащилась открывать.
Ворон влетел в квартиру, хлопнул дверью, и прямо в коридоре настиг Алису объятиями. Не знал, кому это нужно было больше — ему или ей, но он замер так, прижимая её к груди дрожащими руками, пока звенящий в голове страх за неё не сменился осознанной болью за неё же и не начал нашёптывать слова поддержки. Они все были дерьмовыми, все до одного, и Ворона в который раз тошнило от невозможности что-либо предпринять.
— Призрак, я снова бросил тебя... — тяжело говорил он, хотя
— Почти, — Алиса замотала головой, виновато отвела взгляд и прижалась к нему обратно, — Всё хорошо, солнце. Никто не виноват из нас. Все ошибаются. Они заплатят.
Последняя фраза вышла совсем злой, обрывочной и Каста разрыдалась, сжимая куртку за спине.
Два разбитых человека старались собирать друг друга, резались об осколки. Уже не пытались закрываться — бесполезно, тянули друг друга на поверхность, позволяли делать спасительные глотки воздуха. Два разбитых человека, запутавшихся, отчаявшихся, существовали рядом, готовые на все, только бы у другого крыша вернулась на место. Только бы другой расправил плечи окончательно. Но они были слабее, чем хотелось бы и пережили гораздо больше, чем могли вывести, как думали когда-то.
Два человека сливались в горе, и уже успели забыть, что такое радость.
Пока Алиса рыдала, Ворон хотел тоже. Дышал неровно, в груди болело, но слёз не было совсем. Всё равно что-то держало, вбитое тяжёлой рукой отца, советами чужих людей: «Мальчики не плачут». Мальчики плачут только на холодном полу от дикой боли, когда их никто не видит, а рядом с родными и близкими смотрят пустым взглядом на грязные стены коридора, комнаты и подмечают всё... даже лежащий на полу шприц.
Алиса плакала, потом потихоньку затихла. Когда пальцы уже не так цеплялись за куртку, Ворон мягко её отстранил, зашёл в комнату, ногой в кроссовке со всей дури вжал шприц в пол, пока тот не треснул, не рассыпался кусочками пластика.
— Я потом помою у тебя пол, — совершенно серьёзно проговорил он. Кажется, с того обещания после смерти Дикого, он так и не смог больше ни разу нормально пошутить. Как отрезало. — Можешь больше не пытаться мне доказывать, что любить тебя — херовая идея. Не поверю, поняла?
Алиса кивнула, всхлипнула, растерла по щекам слезы и встряхнула себя.
— Я давно поняла, что это бесполезно. Поехали к ребятам или хочешь остаться?
Ей сейчас было все равно. От побега больше ничего не осталось, только желание. Да и то слабо затухало под тяжёлым взглядом. Алиса только сейчас, после этого самого хруста, осознавала, что не было такого исхода, который она себе придумала.
Просто бывших — не бывает. А еще наркоманы всегда все знают сами.
— Если можешь, то поехали, — Ворон волновался и за остальных тоже, но только если с Алисой всё точно было в порядке. — Эти пидарасы Толика заказали, — поделился мрачно. — Я разобрался, но это можно использовать для убеждения людей в том, что никаких методов пидарасы не гнушаются. Я хочу организовать большой митинг на дворцовой площади... в память об Актёре. И прочих убитых. Ты за? — её одобрение сейчас было ему чертовски важно. Единственная путеводная звезда цвета крови, мерцающая, словно призрак, но всегда светящая только ему.