Последняя черта
Шрифт:
— Ни капли, — Актёр широко улыбнулся, — Вы, я вижу, куда-то торопитесь.
Дмитрий смотрел постоянно то на него, то на часы, то и вовсе за окно. Внимание к нему проявлял и то ладно — парень был этому бесконечно рад. Подобное он никогда никому не говорил. Только Даше — один раз. Закончилось все страшным скандалом, её слезами и трясущейся спиной. А с друзьями... они и сами всё всегда понимали, говорить было незачем.
— Есть такое, — виновато сказал журналист, — Я и не рассчитывал, что ты окажешься настолько
— Можете считать, что я, во всей этой истории — связь с общественностью.
Они расплатились, пожали друг другу руки. Дмитрий направился, пряча визитку в нагрудный карман, по своим делам, а Актёр — по своим. Нужно было успеть добраться до метро, минуя час пик. Трястись в вагоне, ощущая себя сильной в банке ужасно не хотелось. Потому он ускорил шаг.
— И чего это я волнуюсь? Вроде все нормально прошло. Он, вон, даже понял может что-то... Сука. — Актёр закурил, отвёл руку в сторону, когда мимо прошла женщина с ребёнком, — Почему?
И пошёл ещё быстрее. Ему внезапно захотелось совсем побежать. Может, так сказывалось тоже самое волнение? В таком состоянии человеку всегда нужно движение.
Метро — как отдельное испытание. Пересадка, томительное ожидание. Актёр постоянно хмурился, кусал губы, озирался по сторонам, всматривался в лица. Хмурые, уткнувшиеся в смартфоны и наушники. Ничего из ряда вон не выбивалось, кроме этого самого волнения.
«Что за чёрт? — нервно думал он, — Эй, тебе спокойно?»
«Не очень», — откликнулся Голос.
«Давление, наверное... — решил Актёр, — Кофе, иногда бывает, что подскакивает — тоже трясёт. Приеду домой, нужно будет измерить и выпить таблетку. У Дикого, вроде, было чем...»
И тут же запнулся об эту мысль, сильнее сжав поручень. Имя не приятно кольнуло под сердцем. Или правда кольнуло — физически? Актёр не понял.
К дому буквально летел. Вертел телефон в руках, силился позвонить кому-нибудь, чтобы успокоится. Просто слушать чей-то голос. Это походило уже на паническую атаку и Актёр этой мысли пугался. Главное добежать до спасительных стен, пока не хватануло конкретно. А там друзья — Герасим будет твердо смотреть в глаза, опустив руки на плечи, Изабель рядом, Алиса, Доктор... Последний будет заваривать чай — странно пахнущий, но успокаивающий лучше любых таблеток.
«Эй, дружище, спокойно, дыши ровно, — решил проявить неподдельную заботу Голос, — Всё хорошо, слышишь? Вспомни что-нибудь хорошее. Помнишь, как первый раз пошёл в театр? Тогда ещё мать была нормальной, улыбалась добро так и брат совсем маленький. Стены с колоннами — помнишь? Дыши, дыши...»
Актёр помнил. Восторг, почти щенячий. Уцепился за него, как утопающий за спасательный круг.
«Помнишь её духи? Сладкие, ими пахло её пальто. Брат сейчас в колледже... Вы смогли, вы вылезли..»
Голос и его собственные
«Всё-таки паническая» — с ужасом думал он, трясущимися руками прикладывая магнитный ключ к домофону и взлетая по ступенькам на подкашивающихся ногах. У самой двери, не дошёл четыре ступеньки, пошатнулся, схватился за перила и захрипел, сжав горло. Воздуха совсем не осталось, а желудок находился там же, где учёба в универе — в Аду. Его толи крутило, то ли просто жарило на раскалённой сковороде, а может быть и все вместе. Во рту пересохло.
— Блять, — прохрипел он, огромным усилием заставляя сделать себя шаг и не выронить ключи. Голос, кажется, что-то говорил, но Актёр не мог разобрать. Все мысли заняла одна только боль и страх, сжавшийся змеёй в груди. Он впивался острыми зубами, рвал вместе с мясом. Три ступеньки, плывущий мир перед глазами и головокружение. Скрежет замка — он попал не с первого раза, но судорожно всё-таки провернул два раза, рванул дверь на себя и повалился на пол, откинувшись на спину. К горлу подкатывала противная, невыносимая тошнота, конечности отказывались подчиняться.
— Актёр!
Голос звучал отдалённо. Актёр понимал, что к нему кто-то бросился, но теперь взгляд нашёл размытое пятно. Потом ещё одно, ещё... Глаза невыносимо болели, а во рту стало уже влажно, будто много жидкости или слюны.
Ему хотелось сжимать расстёгнутое пальто или даже сдёрнуть его. Жар, холод, липкое ощущение во всем теле. Болели глаза. Кричал, кажется.
Опять голос, звонкий и дрожащий. Дрожащий... Мысли спутались и думать совершенно не получалось.
Желудок скрутило очередной судорогой. Больно.
— Актёр! — трясла прекратившего хрипеть парня Изабель, — Актёр, сука, ответь мне!
Красные глаза, в которых навсегда застыло мучение. Пена изо рта продолжала вытекать слабыми толчками.
— Отойди.
— Нет, пусти меня!
Изабель дёрнулась от Герасима прочь, рыдая, уткнулась другу в грудь, сжимая серое пальто. Алиса сползла по стене, схватившись за голову. Доктор мелко трясся, напрягалась худая шея и ключицы, видные из под футболки.
— Изи...
— Нет! Гер, сделай что-нибудь! Пожалуйста, сделай!
Она опять дёрнулась, но уже от Актёра. Отползла, затарабанив ногами по полу, продолжала надрывно плакать, зажав рот рукой. Вены на шее у Доктора вздувались. Он ровным шагом, чеканя каждый, подошёл к нему, присел рядом с Герасимом и прищурился.
— Он мёртв, да? — дрогнувшим голосом спросила Каста, так и не поменяв своего положения — смотрела в пол, все сильнее и сильнее сжимая волосы, — Мертв?
— Да, — взял на себя ответственность Доктор. — Но не сам.