Последняя черта
Шрифт:
— Нашла проблему, — фыркнул Леха, стаскивая с себя футболку. Взгляд зацепился за кресло — скинул на него, там же своё место нашли и брюки, звякнувшие бляхой ремня. Он какое-то время стоял так, напротив неё, разглядывая в полумраке, а потом уже сам утянул её на кровать. Руки скользнули по талии, обхватили не железной, но крепкой хваткой.
Лёха уткнулся носом Кате в шею, прикрыл глаза и постарался просто забыться.
Иногда — ещё давно, у него получалось. Просто в голове вместо мыслей образовывалась пустота, а тут не получалось. Все
А она была и правда тёплой. Даже сквозь одежду. Лёха уже не помнил, когда в последний раз засыпал с кем-то вот так, да и лежал тоже. Раньше грелкой работала Алиса, а потом появился Ворон и приходилось довольствоваться даже не дружескими объятиями, а однодневными — в которых не было ничего, кроме желания отрубиться после хорошего секса. Лезть к Изабель — так жалко Герасима, а других кандидатур не имелось.
— Спасибо, — тихо сказал он, все так же не сменив положения.
Катя лежала, окружённая стальным кольцом рук и не знала, дышать ей, или визжать от детского восторга. Так странно — серьёзный, уставший, пугающий одним взглядом парень уткнулся ей в шею, обнял её за талию и поблагодарил тихо, словно искренне. За что благодарил? Неужто думал, что ей неприятно? Вздохнула только.
Не удержалась, пальцами забралась в его волосы и мягко так, нежно поглаживала. Как будто забрала домой бездомную собаку — и страшно, что укусит, и хочется приласкать. «Совсем его там замучили. И эта замучила, с красными волосами. Она кого угодно замучит, — бурчала про себя Катя. — Не высыпается... не ест, небось тоже... Разве можно так с мужчиной обращаться?»
— А я тебе всё равно что-нибудь приготовлю, — упрямо прошептала она тихо-тихо. — Чтобы точно понравилось.
— Потом, — кое как разобрал её бормотание Лёха, — Потом — может быть.
На него накатывало это странное состояние дремоты. Когда до сих пор вроде как бодрствуешь, а вроде — мозг совершенно отказывается соображать. И деятельности никакой разводить не собирается, хотя хочется. Может прижать ближе, может, уже больше по привычке подобной ситуации, провести где-то по нежной коже, заставив вздрогнуть. Но Лехе было сейчас не до этого.
Когда Катерина забралась пальцами в волосы — он даже не отреагировал. Просто осознал, что это довольно приятно.
— Извини, что тогда резко выгнал, — внезапно вспомнил Леха о мысли, которую мутузил пол дороги, — Обычно я веду себя по другому. Но тогда подохнуть, казалось, легче.
"Да и сейчас кажется" — не без сарказма добавил он про себя. Ему казалось, что он не успокоится, даже если все вернётся на круги своя. Привычку вечно озираться точно никогда не потеряет. Она въелась в него намертво.
— Я привыкла быстро покидать незнакомые квартиры, — улыбнулась Катя. — И не сержусь на тебя.
Странно, что тот не засыпал. Вряд ли он поделится тем, что его волнует, но она догадывалась, с чем это могло быть связано. Закусила губу, раздумывая, стоит
— Тебе надо расслабиться, — честно прошептала она. И фиг с ними, со стереотипами. — Считай, это я тобой пользуюсь. Можно? — И сердце замерло в ожидании ответа.
Лёха откровенно прихуел. Даже глаза открыл, приподнимаясь на одной руке.
— Пользуйся. Но предупреждаю — я пиздец какой уставший.
Он даже сомневался, что у него встанет, хоть лёгкое прикосновение и вызывало слабую волну мурашек. В другой раз, наверное, послал бы — нахер позориться лишний раз, но сейчас было плевать.
«Ну что за глупости!» — думала она, укладывая Лёшу на спину и спуская бретельки домашнего платья. Лифчик под него она не надевала, а ткань, тихо шурша, обнажила грудь. — «Как будто только мальчики могут тащиться от чужого тела...»
— Заснёшь — и хорошо, — слукавила Катя.
Опустилась ему на бёдра своими, сжала коленями. Между ног ощутила его член, задвигалась в каком-то внутреннем ритме, почти невесомо тёрлась о Лёшино тело. Ладонью снова погладила грудь, специально задела сосок, поцеловала второй. Словила две-три безмятежных, сжимающих изнутри волны и почувствовала, как намокают трусики. Не из-за использованной заранее смазки. По-настоящему.
Руки Лёхи сами как то легли ей на бёдра. По началу он пытался думать, но в итоге послал все и отключил мозги, чуть запрокинув голову на подушке и просто сосредоточился на ощущениях.
Иногда ладони скользили или сжимали — кожа оказалась и правда мягкой, даже удивительно насколько, приятной на ощупь. Или это уже говорил откровенный недотрах длинной почти в два месяца, а кожа на самом деле была обычной?
"Поди разбери" — обречённо подумал он и поймал себя за тем, что сильнее прижимает тёплое тело к своему и постепенно начинает если не возбуждаться, то хотя бы чувствовать.
Ему нравилось. И голова все таки постепенно пустела.
Срываться не хотелось — это точно.
Катя ощущала, как расслабляется тело под ней, как ровно вздымается широкая грудь. Теплело где-то в душе, горело между ног, сладкой судорогой сводило внизу живота. Она получала особенное удовольствие — делать по-своему, не подстраиваться под предпочтения, не ловить презрительный взгляд, поднимая голову от чьего-то члена. В этом удовольствии она пошла до конца. Зачем нарушать только часть правил?
Высвободилась из сильных рук, скользнула вниз, спустила с Лёхи трусы. Захватила ртом головку, провела по ней языком, впустила член глубже и одновременно сжала яички. Потом отстранилась, приласкала пальцами смазанный слюной ствол, поцеловала низ живота. Продолжила работать руками, добавляя к этому язык, изредка позволяла головке проскользнуть внутрь, уткнуться в её нёбо.
— Блять... — приглушенно, тихо выдохнул Алексей. Всё-таки недотрах сказался почти сразу, как Катя перешла от слов к делу.