Последняя глава (Книга 3)
Шрифт:
– Я не могу сказать "мне очень приятно" даже тебе, мама.
– Но, родная, ведь когда-нибудь должна же ты вернуться на поле боя.
Динни прикусила губу и ничего не ответила. Мать сказала правду, и в устах нежной и простодушной женщины эти слова прозвучали особенно жестоко.
Поле боя! Да, жизнь - война. Человека ранят, подлечивают и опять гонят в ряды бойцов. Мать и отец ни за что не хотели бы с ней расстаться, но они явно жаждут, чтобы она вышла замуж. И это - когда неудача Клер почти
Пришла пасха, а с нею ветер, "умеренный до сильного". Клер приехала поездом в субботу утром, а Дорнфорд - на машине во второй половине дня. Он поздоровался с Динни так, словно не знал, как она его примет.
Он наконец подыскал себе дом на Кемпден-Хилл. Дорнфорд жаждал узнать мнение Клер, и она потратила целый воскресный день, поехав туда с ним после обеда,
– Превосходный дом, Динни, - сказала Клер.
– Окнами на юг, есть гараж и конюшня для двух лошадей; хороший сад, все необходимые службы, центральное отопление и вообще все, как надо. Он думает переехать к концу мая. Дом под старой черепичной крышей, поэтому я предложила ему выкрасить ставни в светло-серый цвет. Правда, очень хороший дом и просторный.
– В твоем описании он просто превосходен. Теперь ты, наверное, будешь ездить на работу туда, а не в Темпл?
– Да, Дорнфорд перебирается не то в Памп-Корт, не то в Брик-билдингс, не помню. Кстати, Динни, интересно, почему Джерри не сделал его соответчиком вместо Тони? Я вижусь с ним гораздо чаще.
Больше о предстоящем "деле" не говорили. Предполагалось, что оно будет рассматриваться одним из первых после исков, которые не оспаривались, поэтому в Кондафорде царило затишье перед грозой.
Дорнфорд вернулся к этой теме в воскресенье, после обеда:
– А вы, Динни, будете присутствовать на суде?
– Должна.
– Боюсь, на вас это произведет очень тяжелое впечатление. Вести дело поручили Броу, а он, когда захочет, может просто извести, особенно если ему приходится иметь дело с простым отрицанием вины. Вот почему на него надеются. Клер придется изо всех сил держать себя в руках.
Динни вспомнила слова "юного" Роджера о том, что он предпочел бы видеть ее, Динни, на месте Клер.
– Надеюсь, вы ей это скажете?
– Я просмотрю с ней все ее показания и устрою ей пробный перекрестный допрос, но кто знает, какую линию изберет Броу.
– А вы сами будете на суде?
– Если смогу. Но, вероятнее всего, я буду занят.
– Как вы думаете, суд продлится долго?
– Боюсь, что не один день.
Динни вздохнула.
– Бедный папа! А у Клер хороший защитник?
– Да, Инстон, но ему очень мешает ее отказ говорить о своей жизни на Цейлоне.
– Это решено. Она говорить не будет.
– Уважаю ее за такое решение, но оно может все погубить.
– Будь что будет, - сказала Динни.
– Лишь бы она освободилась. Больше всего мне жаль Тони Крума.
– Почему?
– Он единственный из всех трех действующих лиц, который любит.
– Понимаю, - сказал Дорнфорд и замолчал.
Динни стало его жалко.
– Хотите погулять?
– С радостью.
– Мы пойдем в лес, и я покажу вам то место, где когда-то Черрел убил вепря и завоевал наследницу де Камфор, - это наша геральдическая легенда. А у вас в Шропшире есть какие-нибудь семейные легенды?
– Да, но ведь поместье уже не наше. Его продали, когда умер отец, - нас было шестеро, и ни гроша.
– Да...
– отозвалась Динни, - ужасно, когда семья лишается родного гнезда.
Дорнфорд улыбнулся.
– Лучше быть живым ослом, чем мертвым львом. Они шли через рощи, и он рассказывал о своем новом доме, осторожно выпытывая ее вкусы.
Наконец они достигли заросшей колеи, которая вела на холм, поросший боярышником.
– Вот то самое место. Здесь тогда был, конечно, девственный лес. В детстве мы часто устраивали тут пикники.
Дорнфорд глубоко вздохнул.
– Настоящий английский пейзаж: ничего броского, но бесконечно прекрасный.
– Прелестный.
– Вот именно.
Он расстелил свой дождевик.
– Садитесь, и давайте покурим. Динни села.
– Вы тоже садитесь на краешек, земля еще довольно сырая.
Он сел рядом с ней и, обхватив руками колени, молча курил трубку, а она думала: "Самый сдержанный человек из всех, кого я знаю, и самый деликатный, если не считать дяди Адриана".
– Вот если бы сейчас появился вепрь, - сказал он, - было бы совсем чудесно!
– Член парламента убивает вепря на уступе Чилтернского холма, пробормотала Динни, но не прибавила: "и покоряет сердце дамы".
– Как ветер шумит в кустах! Еще недели три - и все здесь зазеленеет. Я никак не могу решить, что лучше - ранняя весна или бабье лето. А как по-вашему, Динни?
– Когда все цветет.
– Гм. А потом - время жатвы. Здесь это, наверное, великолепное зрелище - бескрайние пшеничные поля.
– Пшеница только что созрела, когда началась война. За два дня до этого у нас был здесь пикник, и мы остались посмотреть восход луны. Как по-вашему, мистер Дорнфорд, в бою люди много думали о родине?
– О ней думали всегда. Каждый сражался за тот или иной уголок своей земли, многие - просто за улицы, автобусы и запах жареной рыбы. Я, в частности, сражался, как мне кажется, за Шрюсбери и Оксфорд. Кстати, мое имя - Юстэс.
– Я запомню. А теперь, пожалуй, пойдемте, а то мы опоздаем к чаю.