Последняя глава (Книга 3)
Шрифт:
– Вы как раз на него и поставили. Впервые в жизни я видел, чтобы новичку так повезло.
Улыбка вызвала на его бронзовом лице морщины, и Динни увидела, что их немало.
– Садитесь же. Вот чай. Вы сами заварите?
Она передала ему чашку, налила себе и сказала:
– А что, ваши арабские кобылы уже прибыли?
– Я жду их в конце следующего месяца.
– У вас служит Тони Крум...
– Разве вы его знаете?
– Через сестру.
– Славный юноша.
– Да, - сказала Динни, - из-за него я и пришла к вам.
– Ах, вот что?
"Он обязан мне слишком многим, - пронеслось
Откинувшись на спинку стула и положив ногу на ногу, она посмотрела ему прямо в лицо.
– Я хотела сказать вам по секрету, что Джерри Корвен возбудил против моей сестры дело о разводе и Тони Крума вызывают как соответчика.
Рука Джека Маскема, державшая чашку, дрогнула.
– Он действительно любит ее, и они встречались, но в обвинении нет ни капли правды.
– Так...
– отозвался Маскем.
– Дело будет рассматриваться очень скоро. Я уговорила Тони Крума разрешить мне все рассказать вам. Сделать это ему самому было бы очень неловко.
Маскем продолжал с невозмутимым видом смотреть на нее.
– Я знаю Джерри Корвена, - сказал он, - но я не знал, что ваша сестра его покинула.
– Мы этого не разглашаем.
– Ее уход связан с Крумом?
– Нет. Они познакомились на пароходе, когда она возвращалась в Англию. Клер ушла от Джерри по совсем другим причинам. Она и Крум вели себя, конечно, неосторожно: за ними следили и их видели вместе при, как говорится, компрометирующих обстоятельствах.
– Что вы имеете в виду?
– Они как-то возвращались из Оксфорда поздно вечером, в машине перегорели фары, поэтому им пришлось провести целую ночь в автомобиле вдвоем.
Джек Маскем слегка пожал плечами, Динни наклонилась вперед, глядя прямо ему в глаза.
– Я сказала вам, что в этом обвинении нет ни капли правды, ни капли.
– Дорогая мисс Черрел, мужчина никогда не признается в том, что...
– Поэтому вместо Тони пришла я. Моя сестра мне не солжет.
Маскем снова слегка пожал плечами.
– Но я не совсем понимаю...
– начал он.
– Какое отношение это имеет к вам? А вот какое: я не думаю, чтобы им поверили.
– Вы хотите сказать, что если бы я узнал об этом из газет, это настроило бы меня против Крума?
– Да, я думаю, вы бы решили, что он оказался неджентльменом.
Она не могла скрыть легкой иронии.
– А разве это не так?
– Думаю, что нет. Он горячо любит мою сестру и все же сумел держать себя в руках. А ведь от любви никто не застрахован.
При этих словах воспоминания прошлого снова нахлынули на нее, и она опустила глаза, чтобы не видеть этого бесстрастного лица и насмешливого изгиба этих губ. Вдруг, словно по наитию, она сказала:
– Мой зять потребовал возмещения убытков.
– О, - отозвался Джек Маскем, - я не знал, что это делается и теперь.
– Две тысячи фунтов. А у Тони Крума ничего нет. Он делает вид, что ему все равно, но, если они проиграют, он окажется нищим.
Наступило молчание.
Джек Маскем вернулся к окну. Он сел на подоконник и сказал:
– Что же я могу тут сделать?
– Не отказывать ему от места - вот и все.
– Муж на Цейлоне, а жена здесь, - это все же не совсем...
Динни встала, шагнула к нему и застыла на месте.
– Вам никогда не приходило в голову, мистер Маскем, что вы у меня в долгу? Вспоминаете ли вы когда-нибудь о том, что отняли у меня любимого человека? И знаете ли вы, что он умер там, куда уехал из-за вас?
– Из-за меня?
– Да, вы и ваши взгляды заставили его от меня отказаться. И теперь я прошу вас, чем бы дело ни кончилось, не увольнять Тони Крума. До свидания!
И, не дожидаясь ответа, она вышла.
Динни почти бежала к Грин-парку. Все вышло совсем по-другому! И какие это могло иметь роковые последствия! Но слишком сильны были ее чувства, ее негодование против непреодолимой стены "форм" и традиций, о которые разбилась ее любовь! Иначе и быть не могло. Долговязая фигура Маскема, его франтоватый вид, звук его голоса с мучительной остротой пробудили в ней воспоминания.
И все-таки она почувствовала облегчение: от былой горечи не осталось и следа.
На другое утро она получила записку.
Воскресенье.
"Райдер-стрит.
Дорогая мисс Черрел.
Можете на меня рассчитывать.
С искренним уважением,
всегда преданный вам
Джон Маскем".
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Получив обещание Маскема, Динни на следующий день вернулась в Кондафорд и постаралась хоть немного разрядить царившую там тяжелую атмосферу. Хотя отец и мать занимались каждый своим делом, они были удручены и расстроены. Мать, женщина очень замкнутая и чувствительная, приходила в ужас при одной мысли о том, что общественное мнение осудит Клер. Отец, видимо, понимал, что, чем бы дело ни кончилось, большинство людей будет считать его дочь легкомысленной особой и лгуньей; Тони Крума еще извинят, но женщине, поставившей себя в подобное положение, в глазах большинства не будет оправдания. Кроме того, Джерри Корвен вызывал в нем мстительный гнев, и он твердо решил сделать все, чтобы зять не восторжествовал над Клер. И хотя эта воинственность отца немного смешила Динни, она восхищалась тем, с какой мучительной добросовестностью он хватался за каждый пустяк, не замечая главного. Для людей его поколения развод все еще оставался бесспорным признаком моральной испорченности. Для нее любовь была просто любовью, и, когда появлялось отвращение, физическая близость теряла свое оправдание. Ее лично гораздо больше потрясло то, что Клер уступила настояниям Джерри Корвена здесь, у себя на квартире, чем то, что она от него уехала. Бракоразводные процессы, о которых ей время от времени приходилось читать в газетах, отнюдь не подтверждали, что "браки заключаются на небесах". Но она понимала чувства людей, выросших в прежних понятиях, и старалась не прибавлять новых трудностей к переживаниям родителей. Динни рассуждала трезво: дело скоро кончится так или иначе, скорее всего иначе. В наше время люди обращают очень мало внимания на чужие дела.
– Что? Ночь в автомобиле - это же сенсация!
– саркастически заявил генерал.
– Каждый начнет сейчас же думать о том, как бы он вел себя при подобных обстоятельствах!
Динни ответила только:
– Они сделают из этого целую историю - министр внутренних дел, настоятель собора святого Павла, принцесса Елизавета...
Когда Динни узнала, что Дорнфорд приглашен на пасху в Кондафорд, она смутилась.
– Надеюсь, ты ничего не имеешь против, Динни? Мы ведь не знали, будешь ты здесь или нет.