Последняя граница
Шрифт:
Караульная будка находилась внутри двора, в нескольких дюймах от арки, и часовой стоял на ее пороге, опираясь плечами на будку и арку. Часовой находился в каких-то тридцати дюймах от застывшего Рейнольдса: он слышал его спокойное дыхание и шарканье ног по деревянному полу будки, доносившееся до его ушей почти как громовые раскаты.
Рейнольдс знал, что в его распоряжении остаются секунды. Стоит человеку шевельнуться, лениво повернуть голову на пару дюймов влево, и... он будет схвачен. Да и другой часовой, находящийся всего в нескольких ярдах в стороне, обязательно схватит его лучом своего фонаря, когда будет проходить мимо арки. Сразу три варианта лихорадочно обдумывал Рейнольдс. Было только три выхода для него. Он может повернуться и убежать, имея неплохую возможность исчезнуть в снегу и темноте, но тогда усилят охрану отеля и у него не останется и шанса увидеться
Он вытащил пистолет, крепко сжал рукоятку обеими руками, тыльную сторону левой ладони сильно прижал к арке, чтобы не дрогнула рука. Глушитель, навинченный на конец ствола, мешал точно прицелиться, снегопад удваивал эту трудность, но единственную возможность следовало использовать. Солдат с фонариком находился в стороне, примерно в десяти футах. Охранник в будке откашливался, перед тем как сделать своему товарищу какое-то замечание. В этот миг Рейнольдс медленно нажал на спусковой крючок. Раздался мягкий звук – «плоп», пистолет с глушителем выстрелил, и все остальное потонуло в хлопке фонаря над входом, разлетевшемся на тысячи кусочков. Посыпались осколки стекла, ударяясь о стену и будку и бесшумно падая в снег. Для охранника в караульной будке глухой хлопок пистолета с глушителем слился со звоном разбитого стекла. Человеческий слух не способен был отделить эти звуки один от другого – слышался лишь громкий звук.
Часовой уже бежал через двор к дальнему входу, а охранник с фонариком бежал рядом с ним.
Рейнольдс был рядом. Он миновал караульную будку, резко повернул направо, легко пронесся по дорожке, протоптанной в девственном снегу ходившим кругами часовым, миновал одну пожарную лестницу, повернул, бросился в сторону и подпрыгнул, ухватившись за поручень другой. На миг он почувствовал опасность, когда пальцы стали соскальзывать с холодной гладкой стальной арматуры. Он отчаянно напрягся и удержался за поручень, подтянулся, схватился за ступеньку. Через мгновение он стоял на первом пролете пожарной лестницы. Снег на ступеньках оставался таким же чистым и белым, никто не наступал тут на него.
Шагая через несколько ступенек сразу, он добрался до второго пролета, находившегося на уровне второго этажа. Согнулся, присел на корточки, сжался, стараясь сжаться до как можно меньших размеров, потому что охранники неторопливо возвращались к арке, разговаривая друг с другом. Они были убеждены, как понял Рейнольдс из их беседы, что горячее стекло треснуло на морозе, и не считали более необходимым беспокоиться о происшедшем. Рейнольдс не был этим удивлен. Пуля, отрикошетившая от крепких стен, вряд ли оставила какой-либо след. Она лежит, наверное, под плотным снежным ковром и будет, лежать там еще много дней. На их месте он, возможно, и сам подумал бы так же. На всякий случай охранники обошли вокруг стоявших машин, посветили фонариком по нижним пролетам пожарных лестниц, и к тому времени, когда они закончили свой поверхностный осмотр, Рейнольдс уже был на платформе, находящейся на уровне третьего этажа, перед двойными деревянными дверьми.
Он попытался их открыть, осторожно и напористо но те были заперты изнутри. Иного он ничего и не ожидал. Медленно, с чрезвычайной осторожностью, потому что руки онемели, а малейший звук мог его выдать, он вынул нож, без щелчка освободил лезвие из рукоятки, всунул его в щель между дверьми и нажал вверх. Буквально в считанные секунды он оказался внутри здание и уже закрывал за собой стеклянные двери.
В помещении было совершенно темно, но вытянутые руки скоро подсказали ему, где он находится. Тяжелая прохладная поверхность, кафель на стенах, мраморные раковины, хромированные ручки могли быть только в ванной. Он бесшумно задернул занавески. У охранников во дворе не будет причин волноваться, если зажжется свет. Точно так же он мог появиться в любом другом номере. Поэтому он прошел к двери и включил свет.
Большая комната со старомодной ванной. Три стены покрыты кафелем. У одной – два больших бельевых шкафа. Рейнольдс не стал тратить время на осмотр. Он прошел к раковине, открыл кран, пока не наполнил раковину горячей водой, и опустил руки в воду. Этот действенный метод восстановления кровообращения в онемевших и замерзших руках, хотя и болезненный, но зато быстрый, был сейчас для Рейнольдса очень кстати. В пальцы словно вонзились тысячи иголок. Он высушил руки, вынул автоматический пистолет, выключил свет, открыл дверь и выглянул в нее. Обнаружилось, он оказался в конце длинного коридора, покрытого роскошным ковром, как это и положено в отеле, которым управляет АВО. По обеим сторонам коридора шли двери. Прямо напротив располагался номер пятьдесят шестой, следующий был пятьдесят седьмым. Ему повезло. Случай привел его прямо в то крыло здания, где в данный момент находился Дженнингс и, вероятно, с ним еще горстка ученых высшего класса. Когда же взгляд его достиг конца коридора, он напрягся и отпрянул от двери, бесшумно закрыв ее за собой: поздравления самому себе были несколько преждевременными, мрачно подумал он. Невозможно было спутать стоящую, и заложившую руки за спину фигуру в форме в дальнем конце коридора, и смотревшую в покрытое изморозью окно – охранника АВО мало с кем можно спутать.
Рейнольдс уселся на край ванны, закурил сигарету и стал размышлять, какой следующий шаг надлежит сделать. Конечно, нужно спешить, но положение не столь отчаянное, чтобы поступать необдуманно. На этой стадии скоропалительный шаг может всему повредить.
Охранник, по всей вероятности, будет находиться там, где находится. Так же очевидно, что он, Рейнольдс, не может пройти в номер пятьдесят девятый до тех пор, пока в коридоре находится охранник. Вот задача. Убрать охранника... Подкрасться к нему по ярко освещенному коридору длиной в сто двадцать футов. Существуют разные способы самоубийства, но мало какие из них являются более глупыми. Охранник должен прийти к нему сам. Прийти, ничего не подозревая. Внезапно Рейнольдс усмехнулся, погасил сигарету и быстро встал. Граф, подумал он, оценил бы это.
Он снял шляпу, пиджак, рубашку, галстук, швырнул их в ванную, пустил горячую воду, взяв кусок мыла, намылился, покрыв лицо толстым слоем белой пены до самых глаз. Ему известно, что его словесный портрет выдан каждому полицейскому и сотруднику АВО Будапешта. Он тщательно вытер руки, взял в левую руку пистолет, накинул на него полотенце и открыл дверь. Негромко окликнул охранника, но голос очень отчетливо прозвучал в коридоре. Охранник сразу повернулся, привычно хватаясь за кобуру, но сдержал движение, увидев всего в мыле и пене человека, который жестикулирует ему на другом конце коридора. Открыл рот, собираясь что-то сказать, но Рейнольдс универсальным жестом прижатого к губам пальца торопливо указал ему, чтобы тот молчал. Секунду охранник колебался, но увидев, что Рейнольдс энергично призывает его жестами, побежал по коридору, бесшумно касаясь резиновыми подметками ботинок толстого ковра. Когда он подбежал к Рейнольдсу, в руке его уже был пистолет.
– На пожарной лестнице снаружи человек, – прошептал Рейнольдс, нервно теребя полотенце, и, незаметно переложив пистолет, взялся за ствол правой рукой. – Он пытается открыть дверь и войти.
– Вы в этом уверены? – хриплым шепотом спросил охранник. – Вы его видели?
– Я видел его, – дрожащим от нервного возбуждения голосом повторил он. – Но он не может заглянуть внутрь. Занавески опущены.
Глаза охранника сузились, а толстые губы растянулись в улыбке почти волчьего предвкушения. Только небу известно, какие бешеные мечты о славе и продвижении по службе крутились в этот миг в его голове. О чем бы он ни думал, но только не о подозрительности и осторожности. Он отодвинул Рейнольдса в сторону, раскрыл дверь в ванную комнату, а Рейнольдс, освобождая руку от полотенца, прошел вслед за ним. Удар по затылку... Он поймал падающее тело охранника и осторожно опустил на пол. Открыть шкаф с бельем, разорвать пару простыней, связать лежавшего без сознания охранника и забить кляп в рот, поднять, запихнуть в шкаф и запереть – на все это тренированным рукам Рейнольдса потребовалось только две минуты.
Еще через пару минут со шляпой и перекинутым через руку плащом, очень сильно смахивая на идущего в гости посетителя отеля, Рейнольдс стоял у номера пятьдесят девять. У него в запасе было полдюжины ключей-отмычек вместе с четырьмя полученными от управляющего отеля, в котором остановился он сам, – ни один из ключей не подходил.
Рейнольдс замер от неожиданности. Это было непредвиденным, чего он никак не ожидал. Он бы мог гарантировать вход в двери любого отеля с этими ключами, но рисковать сейчас и выламывать дверь он не мог. Высаженный силой замок уже не закроешь. Если сопровождающий профессора охранник увидит открытую дверь, которую он запирал, то немедленно что-то заподозрит и произведет обыск.