Последняя граница
Шрифт:
Спустя четверть часа они выехали из города. Филуэй, посмеиваясь, плел обоим капитанам небылицы из тех времен, когда страна была еще молода.
Мюррей повернул свой отряд сначала на запад, потом на север и опять на запад. Старик был, видно, не дурак: он ехал, свесившись с седла, и то ли случайно, то ли благодаря своей опытности при свете утренней зари все-таки отыскал след индейцев.
– Шайены? – спросил Мюррей.
– Ну, сынок, посуди сам: других-то индейцев в этой местности нет!
– А давно они здесь прошли?
– Я же не гончая, сынок.
– А ты определи,
Старик осторожно слез и принялся рассматривать в примятой траве широкий след. Солдаты грузно сидели в седлах и следили за ним остекленевшим взором. Следопыт ощупывал землю, поднимая травинки, скреб следы лошадиных копыт.
– Может быть, с час назад, – наконец заявил он.
– С час?
– А может быть, и два часа, – пожал старик плечами. – Не могу сказать точнее, но проехали они недавно.
– Сделаем здесь привал, – сказал Мюррей, – а затем поедем за ними.
Его первым побуждением было броситься в погоню немедленно. Отыскать индейцев, опять и опять атаковать их, наносить им всё более сильные удары – таково было овладевшее им мучительное желание, и оно жгло, как свежая рана.
После того как кавалеристы поспали часа два, настроение у них улучшилось. Мзррей понял, почему Уинт говорил об охотничьих собаках. Теперь солдаты шли по следу и подгоняли своих лошадей. Первое время эти шайены были для них обыкновенными индейцами, из-за которых войска остаются в прериях. Кое-кто уже имел стычки с индейцами, и это могло повториться опять. Войска и индейцы были как бы двумя чашами весов. Присутствие одних требовало присутствия других. Настоящей ненависти к ним не было. Вначале солдаты невольно испытывали даже своего рода восхищение шайенами. Можно было называть шайенов и краснокожими дикарями и как угодно, но факт оставался фактом: целый народ готов был пройти тысячу миль по стране, полной войск, чтобы добраться до своего родного края и стать свободным. Это было солдатам понятно. Может быть, безумие, но безумие, заслуживающее восхищения.
Однако это невольное восхищение сопровождалось уверенностью, что индейцев в скором времени поймают и возвратят на место. Индейцы могут затеять такое путешествие, но белые люди не дадут им довести его до конца. А этим шайенам что-то слишком уж везет.
Они были увертливы, как смазанный жиром горностай. Они не имели права делать посмешищем два кавалерийских эскадрона вооруженных сил Соединенных Штатов Америки. Гнев солдат все возрастал, и они решили, что пора с этим покончить.
Старик Филуэй вел их по следу. Он ехал между Мюрреем и Уинтом. За ними, растянувшись длинной цепью, ехали по двое на серых конях одетые в синие мундиры кавалеристы. Они ехали все это теплое утро, оставляя за собой милю за милей, и наконец из покрытых травой просторов вступили в холмистую местность.
– Мы скоро доберемся до Арканзаса, – заметил Уинт.
– Миль десять осталось, – согласился старик.
Голова его клонилась на грудь, он дремал.
– Старик, не спи! – сказал Уинт.
– Что, сынок?
Мюррей указал на след.
– Бог мой, сынок, – удивился старик, – неужели ты сам не видишь дороги? Она широкая да ясная. Я и закрывши глаза проехал бы по ней до Канады.
– Ты-то сумел бы…
– Да ты, сынок, не беспокойся. Ведь индейцы тоже люди: им надо и поесть, и поспать, и отдохнуть. Сами же вы говорили, что они уже загнали своих лошадей до полусмерти. Идите-ка не спеша следом за ними, и, может, в полдень, а может, к вечеру мы их догоним.
Его догадку подтвердил и одинокий пастух, который на некоторое время оставил свое стадо, чтобы проводить солдат. Это был мексиканец, работавший у «мистара» Кента, словоохотливый парень, изъяснявшийся на смешанном испанско-английском языке. Он перекрестился несколько раз в подтверждение своих слов: он сам видел такое множество диких краснокожих, что они, точно туча, затмили горизонт.
– Когда это было?
– Час назад, я думаю… Вы хорошенько их проучите, верно?
Мюррей пришпорил коня, и длинная синяя колонна помчалась вперед, оставляя за собой клубы пыли, как поезд оставляет за собой клубы пара. Мексиканец помахал рукой и отстал.
Спустя короткое время они услыхали стрельбу.
Далекие выстрелы похожи на треск сучьев, а если воздух очень чист-то на шаги человека, идущего по взрывающимся пистонам. Иногда этот звук напоминает чириканье каких-то необычных птиц.
Мюррей остановил колонну, и Филуэй закудахтал, словно курица:
– Вот они, твои шайены, сынок. – Он ухмыльнулся, гордясь своей удачей, и, прищурив глаз, смотрел на след с видом художника, любующегося своей работой.
– Здорово стреляют, – сказал Уинт.
Но теперь ничего не было слышно, и молчание нарушила лишь поднявшаяся воронья стая. Она пролетела сначала над самой травой, а затем рассыпалась в небе, точно картечь.
– Вот и привел, – прокудахтал старик.
Мюррей позвал:
– Гатлоу! Гатлоу! Возьмите патруль и скачите скорее туда, откуда была слышна стрельба. Если же что-нибудь начнется, не ввязывайтесь и немедленно вернитесь обратно… Возьмите с собой трех-четырех солдат и узнайте, что там происходит, – закончил он.
Гатлоу, жаждавший отомстить за Фриленда, вспыхнул, отдал честь и, забрав людей, ускакал.
Колонна продолжала свой марш, но более медленно. Мюррей, заслонив глаза рукой, следил за удалявшимся патрулем, который несся через овраги и высокую траву. И вот он скрылся из глаз; казалось, все солдаты вздохнули, как один человек, подтянулись и замерли в ожидании. Отпустив перевязи своих сабель, они сняли перчатки и вытерли вспотевшие ладони о штаны. Они ехали, наклонившись немного вперед, прикрывая глаза ладонями от солнца, облизывая пересохшие губы.
Их напряжение ослабело только тогда, когда они встретились с остатками разбитого ополчения из Додж-Сити.
Мастерсон говорил Мюррею:
– Послушайте, капитан, вы как будто человек разумный…
– Чепуха! Вы несете непосредственную ответственность за эту бессмысленную атаку. Чего же вы ожидали? Разбить шайенов с таким ополчением?
– Не было никакой возможности остановить их. Если бы командование дало нам воинскую часть, этого бы не случилось.
Один фермер, у которого все еще шла кровь из раненой щеки, сказал: