Последняя игра
Шрифт:
Настя молчала. Не дождавшись ответа, Грабко кивнул появившемуся в прихожей Кузу, выдал ему все оставшиеся у него русские деньги и прибавил пятьдесят долларов.
– Хватит?
– За глаза, – серьезно ответил Куз. – У тебя-то осталось?
– Осталось…
На улице Олег поймал такси и поехал к Боковой. Он решил звонить от нее. Вряд ли эти мафиози сунутся на квартиру старшего следователя, который вообще был не при делах во всей этой истории.
Глава пятнадцатая
Михалыч еще раз порадовался своей прозорливости. Похоже, с годами он становился все более изворотливым и все больше и больше казался себе хорошим шахматистом, прогнозирующим партию на много ходов вперед и совершающим ходы, казавшиеся окружающим странными и даже ошибочными, но в конце концов подготавливающими блестящий эндшпиль, обещающий противнику бесповоротный и не лишенный изящества разгром.
Мало кто отваживался давать ему советы, но те, кто полагал, что их слова имеют для Михалыча какое-то значение, говорили, что если уж мести, то всех. А он оставил Егора в покое. И очень порадовался, что так поступил, после того, как в Америке эта маленькая блядь исчезла из вида, чуть не завалив между делом Баскета. Баскет-то выкарабкался, не замочил его этот ебаный Грабко, мент и есть мент, как его не прикармливай, сучье нутро прорвется рано или поздно. Вот и прорвалось. Казалось бы, ну чего ему еще желать? Денег до жопы, работа престижная… Нет, полез, подонок, опять воевать… Главное – за каким хреном? Этого Михалыч понять никак не мог. Неужели не понимает, что, пойдя против него, он сейчас выступил не против уличной гопоты и даже не против воров в законе. Он пошел против власти. А таких растирают в порошок, даже если за их спиной стоят дяденьки из министерств и Думы. За спиной Грабко же, насколько знал Михалыч, не было никого. Равно как и за спиной маленькой бляди.
И вот проявились. Проявились быстрее, чем ожидал Михалыч. Телефон Егора, конечно, прослушивался. Это сделать сейчас вообще – раз плюнуть, тем более – мобильный… Проявился сучий потрох Грабко. Михалыч-то думал, что они все-таки в Штатах немного отсидятся, но прискакали мгновенно… Видно, сильно этот Крепкий Настю к себе привязал. Пулей прилетела. И эта сволочь ментовская с ней… Герой, блядь. Борец за правду с тысячами Михалычевых долларов в кармане.
Где сама Настя, из разговора было непонятно, но то, что где-то в Питере, это точно. Михалыч приказал тут же брать и Егора этого долбаного, и Грабко, как только они встретятся. А развязать язык этому менту у него способы найдутся. И возить далеко его не придется, здесь же, на даче, в подвале, переоборудованном под тир, с прекрасной звукоизоляцией… И пацанов привлечь к допросу полезно будет. Пусть волчата пооботрутся как следует, пусть еще малость озвереют… крови попьют живой…
Тигран с Данилой одно время начали было его тяготить, но сейчас это ощущение прошло, и Михалыч понял, что изначально был прав в отношении малолетних киллеров. Их успехи в стрельбе превосходили всяческие ожидания. Он уже начал вывозить их в город и, конечно, под хорошим присмотром «выпускал» в люди. Адаптировались ребята, надо сказать, мгновенно. Толкались в ночных клубах, даже танцевали… С девчонками чего-то там перетирали, болтали, телефоны записывали. И никто из окружающих не знал, что за ходячие бомбы ходят по танцполам, жуют резинку и пьют в буфете сок. Да, таких можно засылать на самые крутые задания. Прав Михалыч, тысячу раз прав. Это его личная гвардия. И психологию парней он правильно рассчитал. После улицы, после крошащихся в руках грязных батонов, которые они жрали, когда Михалыч впервые увидел ребят, им ведь даже машины мыть не давали на улице Марата, гоняла их местная подростковая мафия, промышляли воровством мелким, такими же мелкими грабежами, попрошайничеством, перепродажей микроскопических доз наркоты…
С родителями у них проблемы были удивительно похожи, почти идентичны. Алкаши, полностью опустившиеся, доведшие свои жилища до такого состояния, что ребятам там и появляться было… нет, не страшно – страшно – не то слово, они уже, кажется, ничего не боялись, – а менее выгодно, чем ночевать в подвалах, где парни оборудовали себе уголки, по их словам, куда более уютные, чем «бомжатники предков». И не доставали их там ни эти самые предки, ни дружки, такие же отмороженные, как и папаши с мамашами… В историческом центре Санкт-Петербурга, между прочим, дело происходило, культурного, блядь, думал Михалыч, центра мира… Ну пусть, не самого «центра», но одного из.
Прикормил он их, пригрел, приодел, да с помощью доктора убедил, объяснил и заинтересовал… Хороший вор, – а Михалыч не только себя таковым считал, он им и был, – обязан быть психологом. Вот и пригодилось на старости лет… В том, что парни были преданы ему как собаки, он не сомневался. А дело для них он найдет. И здесь на мелочи размениваться не будет. На бандитов их натравливать – только хороший материал расходовать. Они у него для дел политических готовились. Для настоящей работы.
А с такими, как Крепкий, ублюдками можно и без таких золотых киллеров разобраться. Первая проба их была неудачной, но Михалыч и провел операцию тогда в лесу именно как пробу. Чтобы постреляли парни по живым мишеням. А попали не попали – дело десятое. Первый опыт все-таки…
По-настоящему с Быковым все было уже решено. «Машина пущена», – как любил говорить Михалыч. Деньги УПЛОЧЕНЫ. И он знал, что обратного хода эта машина уже не даст, хоть землетрясение, хоть революция, хоть пожар или потоп. УПЛОЧЕНО – значит, будет сделано. Особенно если это должно произойти в «Крестах». Уж где-где, а там-то у него, Михалыча, все схвачено, закручено и в кулак сжато.
Ему стало так интересно поглядеть в глаза пойманному менту, который его предал, что он сам поехал на акцию по… – даже слова было не подобрать – «по захвату» – это слишком громко, чего там захватывать-то, «по аресту» – вроде как не по понятиям…
Он смотрел из салона зеленой «двушки» – обшарпанного «жигуленка», в котором и прикатил сюда, чтобы не привлекать внимания, как Егор сначала топтался возле ларька «Союзпечати», одиноко торчавшего на проспекте Руставели, потом начал как бы прогуливаться, затем отошел в сторону магазина-«стекляшки», вернулся обратно, закурил… Надо же, в какую глушь их занесло на стрелку. За проспектом Руставели начинались уже бескрайние поля, это была северная черта города, скучное и унылое место, застроенное вперемежку пятиэтажными хрущобами и брежневскими высотными «точками».
«Что-то мент не спешит, – подумал Михалыч. – Или, скорее всего, проверяет, нет ли слежки за Егором. Нет ли подставы… Ну что же, правильно делает, сучонок. Только что же, весь день здесь торчать?»
От этих мыслей Михалыча отвлек телефонный звонок.
– Алло, – сказал он, поднеся трубку к уху.
– Господин Логинов? – голос Грабко был каким-то странно веселым.
– О-о, Олег! Где ты? Куда пропал? Как там в Штатах дела?
– А то вы не знаете? – усмехнулся Олег.
– Откуда, родной? Откуда?.. Ты-то сам где? В Питере?
– Кончай, Михалыч… Хватит комедию ломать.
– Хорошо. Согласен. Так где ты находишься-то, дружок? Ты понимаешь, каких дров вы наломали? Если не понимаешь, то приезжай, я тебе объясню. И вообще, давай проявляйся. Чем быстрее, тем лучше. А то если я тебя сам найду, то у тебя никаких шансов не останется. А если сам придешь – можно будет поговорить… Может быть, придумаем что-нибудь…
Егор впереди продолжал прохаживаться взад-вперед по пустому тротуару.