Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось
Шрифт:
– В мое время разведчик так не спросил бы. Он знал бы, с кем говорит, а если бы и не знал, то не показал бы этого.
– Если б я не знал, что Сергей Вершинин находится в Ленинграде…
– Устарелые данные, Вершинин здесь с позавчерашнего утра.
– Очень приятно. Я следователь Розниекс из прокуратуры. Вы сэкономили мне поездку в Ленинград.
– Из–за одного этого мне не стоило бы ехать. Думаю, что я сэкономил для вас куда больше.
Остановившись, Розниекс вопросительно взглянул на спутника.
– Что вы хотите этим сказать?
– Что знаю, кто убил Зиедкалнс.
Наступила тишина, только из санатория доносилась лирическая песня в исполнении Эдуарда Хиля.
– Хорошо, – проговорил затем Розниекс, обдумывая, как вести себя дальше. – Где вы могли бы дать мне показания?
– Если не возражаете, могу пригласить в мои аппартаменты.
Розниекс кивнул.
– У вас путевка сюда?
Вершинин поднимался на холм быстро, необычайно легко для его лет. Розниекс, бывший почти вдвое моложе, поспевал за ним с трудом.
– Нет. На этот раз я неофициально. Сейчас придем.
По глинистой дороге они подошли к нескольким частным домикам, окруженным огородами. Лениво тявкнула собака. Вершинин пересек двор, вошел в кирпичный домик, отпер дверь комнаты.
– Прошу, – пропустил он Розниекса вперед. – Будьте, как дома.
Розниекс сел в кресло у круглого столика, напротив телевизора. Вершинин поместился в соседнем кресле.
– Когда вы приехали?
– Я уже сказал, позавчера.
– И сразу так удобно устроились?
– Осенью это легко. Но у меня было договорено заранее.
– Не помогла ли вам устроиться здесь Зиедкалнс?
– Если это важно, отвечу. На этот раз нет, но помогла бы, если бы я попросил. Курите? – Вершинин положил на стол сигареты, спички.
– Спасибо, нет.
– Тогда позвольте мне, – Вершинин закурил, выдохнул дым и вопросительно посмотрел на следователя.
«С ним надо прямо, без обиняков», – решил Розниекс.
– Вы встречались с Ольгой Зиедкалнс в этой комнате? Вершинин горько усмехнулся.
– Я вижу, мои личные отношения с Ольгой интересуют вас больше, чем ее убийца.
Розниекс сделал вид, что не услышал.
– Можете сказать точно, когда вы встречались в последний раз?
– Двадцать девятого августа. Провели здесь весь день. Я самолетом прилетел из Калининграда. Впрочем… это касается меня и Ольги.
– В сентябре приезжали еще раз?
– Ай–яй–яй! Вот я и попал в подозреваемые. Даже жаль, что подошел к вам сам. Вы полны подозрительности, молодой человек. Я ведь только что сказал, что то была наша последняя встреча. – У него перехватило голос. – Двадцать четвертого сентября вечером меня здесь не было, свиданье Ольге я не назначал. Будь я здесь, ничего бы не случилось.
– Почему вы в этом так уверены? – заинтересовался Розниекс.
– Хотя бы потому, что тогда Ольгу на станции встретил бы я.
Розниекс покачал головой.
– Я вас вижу впервые. И, к сожалению, не знаю, кто вызывал Зиедкалнс и кто встретил ее на станции. Скажите, пожалуйста, где вы находились в тот вечер?
– К сожалению, в Ленинграде. Ждал ее приезда. – В Ленинград? – изумился Розниекс.
Вершинин сунул руку в карман, вытащил смятый листок бумаги и протянул Розниексу.
– Вот телеграмма.
Розниекс прочитал: «Не дозвонилась. Не приезжай. Буду в Ленинграде двадцать шестого. Закажи номер в гостинице».
– Да, – протянул он, – а двадцать четвертого ее убили. Кому надо было срочно встретиться: вам с нею или ей с вами?
– Ей. В чем дело, не знаю. По телефону раньше она ничего не сказала кроме того, что нужно встретиться.
– Когда вы получили телеграмму?
– Двадцать пятого утром.
«Странно, – подумал Розниекс. – Двадцать пятого Зиедкалнс собиралась ехать в Ленинград, а вечером двадцать четвертого направилась в Пиекрастес. Что. означает эта телеграмма?»
– Железное алиби, – словно угадав мысли следователя, сказал Вершинин. – Доказательство того, что я был в Ленинграде. – Он снова горько усмехнулся.
– Самое железное алиби можно подготовить заранее, – невольно улыбнулся Розниекс.
– Может быть. Допустим – телеграмму вместо Ольги я сам отправил себе из Риги, потом вызвал Ольгу в Пиекрастес и сбил ее. Логично! – Он помолчал, приглаживая волосы. – Вы приглашали меня для мужского разговора, а сами ведете себя, как ребенок. Зачем стал бы я убивать женщину, которую уважал, любил? Да еще так жестоко! Разве я, старый фронтовой разведчик, не придумал бы что–нибудь похитрее, если бы действительно захотел от нее избавиться!
– И все же мне не избежать еще нескольких бестактных вопросов. Ваш сын знал о ваших отношениях с Зиедкалнс?
– Значит, и он попал под подозрение?
– Почему вы реагируете так остро? Мой долг – проверить все!
– Сын знал, прекрасно знал. Приехав в отпуск, он нечаянно нашел письма Ольги в моем письменном столе и пригрозил мне, что разделается с этой, как он сказал, бесстыдницей. Игорь очень любит свою мать…
– Он служит в Эстонии, не так далеко отсюда.
– Совершенно верно. Но он не совершал этого. Я знаю своего сына достаточно хорошо.
– Это еще не аргумент.
– Для вас – нет, для меня – да. Но вы хотите, в конце концов, или не хотите узнать, кто убил Ольгу? – Вершинин встал, словно свидетельствуя, что терпение его иссякло.
– Хочу, – сказал Розниекс спокойно, продолжая сидеть.
– Любовник официантки санатория Лиесмы Паэглите на своем грузовике. Зовут его… забыл…
– Антс Уступе. Это, к сожалению, не новость. И на его машине действительно найдены следы преступления.
– Почему же вы его не арестовали? – холодно спросил Вершинин.