Последняя из древних
Шрифт:
– Ne dormez pa sa vecle bebe danslelit, – возмутилась она. – Нельзя спать с ребенком.
Она положила его обратно в коляску. В больнице были свои порядки, не совпадавшие с моими.
Я выписалась из больницы, как только смогла царапать ручкой по бумаге. Врача обеспокоил цвет кожи Джейкоба. Поскольку доктор не видел Саймона – он вылетел ранним утренним рейсом, и его самолет, вероятно, только что коснулся посадочной полосы, – я объяснила, что у отца Джейкоба смугловатая кожа. Такой цвет, казалось мне, служит для кожи природной защитой, и меня даже радовало, что у моего ребенка она есть от рождения.
– Нет. – Врач покачал головой. – C’est la jaunisse[6].
– Желтуха?
– Небольшая. – Большим и указательным пальцами он показал расстояние около дюйма.
Он согласился выписать нас, при условии что Джейкоб будет получать много жидкости.
Через несколько дней меня должна была посетить акушерка. Я отмахнулась, заявив, что она мне не нужна: от одной мысли, что какая-нибудь из этих сварливых медсестер придет к нам домой, мне стало жутко. Я слишком устала, чтобы пережить такое вторжение. Лучше бы мы сами посетили клинику. Я вынесла новорожденного за порог.
Войдя в квартиру, Саймон впал в экстаз. С отстраненным замешательством я увидела, как его лицо растянулось в широкой улыбке, едва он взглянул на спящего Джейкоба. Глаза Саймона сияли, кожа блестела, и он был полон энергии, на мой взгляд, совершенно неуместной. Я умоляла Саймона не будить Джейкоба. Мне хотелось поспать хоть несколько драгоценных минут, но Саймон не удержался. Он расстегнул крохотный спальный комбинезон и осмотрел каждую часть тела ребенка. Он поцеловал маленький животик, сосчитал все пальчики и попытался определить, от кого он унаследовал форму носа.
– Вообще-то, похоже, что от моего дяди Алека, – сказал он.
– Это твой дядя в Йоркшире?
– Дядя Алек не дорос до этого. – Саймон засмеялся.
– Потому что у него был сердечный приступ, – категорически заявила я.
Саймон замолчал: он впервые отгадал по моему лицу, что мои ощущения при родах были больше похожи на смерть.
– Я должен был быть с тобой, – тихо сказал он.
– А что бы ты мог сделать? – Я готова была расплакаться.
– Держать тебя за руку.
– Это решала бы я.
– Потер бы тебе спину.
– Я, и только я.
Молчание. Саймон снова посмотрел на Джейкоба, потом на меня.
Я видела, что его губы зашевелились и замерли в поиске других слов, которые, казалось, застряли у него в горле. Саймон, который никогда не говорил ничего неуместного, сейчас не мог найти слов, которые могли бы хоть как-то утешить меня. Наверное, он наконец понял, что его ребенок чуть не умер. Даже будь он там, он ничего не мог бы сделать.
– Ты поспи, – сказал Саймон, обводя большим пальцем глубокие круги у меня под глазами. Он вынес Джейкоба из комнаты, но мне вдруг расхотелось спать. Меня как будто придавило. Только я отвечала за то, чтобы предотвратить смерть Джейкоба, а теперь только я должна была отвечать за то, чтобы его жизнь продолжалась.
– Может, принесешь его сюда, Саймон? Просто чтобы я его видела.
– С ним все в порядке.
– Через минуту он проголодается.
Я была права. Саймон не был так тонко настроен на потребности Джейкоба, а я, казалось, приобрела этот навык мгновенно. Джейкоб и вправду хотел есть, но он едва пригубил мой сосок. Никакого сильного сосания, о котором я читала в книгах.
Желая помочь, Саймон взбил подушки. Я приподнялась. Мы передвинули Джейкоба чуть правее. Наконец я устала, и меня затошнило.
– Когда ты ела в последний раз? – спросил Саймон.
Я не помнила.
Пока Саймон готовил, Джейкоб уснул. От запаха жареного лука меня мутило, и Саймон выставил сковороду за окно. Я сообразила, что швы у меня сильно болят. И все время ворочалась, не находя удобной позы. Наконец Саймон сообразил, как лучше всего расположить подушки. Две под левое колено и одну под правое, чтобы я не давила собственным весом на швы и могла отдохнуть. Я благодарила его снова и снова. Мне удалось съесть яйцо и выпить стакан воды. В первый раз за все время я надолго заснула.
Когда я проснулась, Джейкоб все еще дремал, а мы сели вдвоем на кушетку.
– А у меня хорошие новости, – сказал Саймон.
– Что же?
– Полная нагрузка на следующий семестр.
Беспокойство на мгновение покинуло меня. Саймон, должно быть, понял это по моему лицу и сделал вид, что бьет себя кулаками в грудь.
– Твой дружок – добытчик!
– Спасибо… Это такое облегчение… То есть я так рада. Нет, счастлива.
– Так что можешь не беспокоиться.
– На данный момент да.
– Я позабочусь о деньгах, Роуз. А тебе придется позаботиться о Джейкобе.
В его голосе было колебание.
– Но?.. – спросила я.
– Я пытался записать тебя и Джейкоба в клинику рядом с нашим домом. Думал, что заберу тебя в воскресенье.
– Звучит отлично.
– Могло бы быть.
– Так и есть.
– Но ни один из вас не охвачен страховкой Национальной службы здравоохранения.
– То есть?
– Вы не соответствуете требованиям к проживанию в этом году. Мы не можем доказать, что с прошлого апреля ты провела в Лондоне достаточно много времени. Счета, ипотека, муниципальный налог – все это на мое имя.
Я знала, что это чревато последствиями, но слишком устала, чтобы задумываться, какими именно.
– Но мы все равно поедем? – осведомилась я.
– Это рискованно. Если что-то пойдет не так, счет от медиков будет огромным.
Я откинулась назад и постаралась сосредоточиться на административных проблемах. Каждая деталь раскопок была учтена и обработана. Но, поскольку я сейчас была вовлечена в природный процесс, своим собственным проектом я управлять не могла.
Я засыпала, просыпалась, но так и не могла забыться. Мне все время снилось, что Джейкоба больше нет, и я в испуге вскакивала на кровати, чтобы убедиться, что он дышит. Так продолжалось несколько дней – я то включалась, то отключалась. Я видел сияющее лицо Саймона. Задранную кверху попку Джейкоба. Тюбик с кремом для сосков. Крошечный носочек. Боль от швов. Все скользило мимо, как будто происходило не со мной. Теперь я понимала миф об аисте и представляла себе, что Джейкоба принесла птица с длинным клювом. В выдуманной сказке было больше смысла, чем в окружающей меня реальности.