Последняя любовь лорда Нельсона
Шрифт:
Ее лицо залилось гневным румянцем:
— Знаю я эту сказку! — прервала его она. — При чем тут она?
Он смерил ее долгим взглядом.
— Здешние люди сказали мне… с тех пор как вы в Неаполе… и от вас уже не один…
Голос отказал ему. Он отвернулся, обратив лицо к стене. Воцарилась зловещая тишина. Постепенно Эмма пришла в себя, распахнула дверь в свою гардеробную.
— Подождите там, Джошуа, потом я позову вас! А вы, Винченцо, подите в зал к мистеру Нельсону, незаметно попросите его на минутку зайти ко мне! Быстро!
Глава седьмая
Вся дрожа, она шагнула навстречу Нельсону.
— Вам
Нельсон удивленно взглянул на Тома.
— Не понимаю, Том? Почему бы нет?
Том вытянулся в струнку.
— Леди Гамильтон слишком красива, ваша милость! — голос его дрожал. — И мистер Джошуа… он только и говорит о ней. Я боюсь…
Нельсон вздрогнул, прервав его быстрым движением.
— Что ты выдумываешь? Как ты можешь так превратно истолковывать невинную привязанность мальчика? Кроме того… Ты оскорбляешь леди Гамильтон! Не сердитесь на него, миледи, за его страх. Это — добрая, верная душа, но иногда он не ведает, что творит. Он попросит у вас прощения и приведет сюда Джошуа. Правда, Том?
Он кивнул Тому с доброй улыбкой. Том не двинулся с места. Мрачные тени не сходили с его лица.
— Когда мы выходили из Барнэм-Торпа, мать мистера Джошуа поручила мне охранять ее сына от зла.
— Знаю, Том, знаю, иди уже!
— Я поклялся, ваша милость…
Кровь бросилась Нельсону в лицо. Он поспешно шагнул к Тому:
— Ты сошел с ума? Хочешь рассердить меня? Убирайся, говорю я тебе, убирайся!
Том невольно зажмурил глаза, не в силах выдержать горящего взгляда Нельсона.
— Ваша милость спасли Тому Кидду жизнь! — сказал он глухо, еле слышно. — Ваша милость избавили Тома Кидда от позора. Ваша милость не допустит, чтобы Том Кидд теперь нарушил свое слово и оказался клятвопреступником перед матерью мистера Джошуа.
Дрожь пробежала по телу Нельсона. С трудом овладев собой, он отвернулся от Тома.
— Хорошо, старший боцман! Вы ослушались меня! Будьте счастливы, что я говорил с вами не как ваш капитан. Но и этого достаточно. Больше вы не можете оставаться со мной!
Кровь отлила от лица Тома.
— Ваша милость… — с трудом произнес он, — ваша милость!
— Ни слова больше, старший боцман! Теперь говорит капитан. Отправляйтесь на борт, заступайте на службу! Как только мы снова придем в Тулон, вы покинете «Агамемнон»!
Том покорно уронил голову на грудь, по-матросски глубоко, неловко поклонился Нельсону, медленно направился к двери.
Его убитый вид разрывал ей сердце. Весь гнев ее испарился.
— Не будьте так строги к нему, мистер Нельсон! — попросила она. — Может быть, он не так уж и не прав…
— Оскорбляя даму?
Заколотилось сердце. Опять ею овладело желание говорить, сказать все. Она поспешила удержать Тома.
— Даму… для Тома я не дама, мистер Нельсон! Было время, когда он очень глубоко уважал меня, глубже, чем даму… Но теперь…
Том поднял руку, желая остановить ее:
— Не говорите, миледи! Не говорите ничего!
Она улыбнулась ему. Гневно и сочувственно.
— Ты видел, чтоб я когда-нибудь трусила? …Вы удивлены, мистер Нельсон? Вы не знаете, что мы с Томом земляки и в детстве играли друг с другом. Сейчас у меня нет времени рассказать вам все это. Нельзя заставлять ждать королеву. Но позже, если вы захотите выслушать меня… Прошу вас, разрешите и Тому присутствовать. Чтобы я могла оправдаться перед ним. Но еще только одно слово. Теперь я в ваших руках. Если здесь узнают об этом… о моем низком происхождении здесь известно, но не знают, что… Том рассказывал однажды миссис Нельсон о девушке… тогда, когда ему повстречался сэр Джон Уиллет-Пейн… о маленькой Эми…
Она запнулась, остановилась. Она думала, что все это будет просто. Но ах, как ей было трудно…
— Маленькая Эми? — Глаза Нельсона вдруг широко раскрылись. — Вы, миледи, вы?
Она молча кивнула.
Воцарилось тяжелое молчание. Потом Нельсон обратился к Тому:
— Иди в мою комнату. Подожди меня!..Где Джошуа, миледи?
Она открыла дверь гардеробной.
— Идите сюда, Джошуа, отец хочет видеть вас!
Мальчик влетел в комнату со смехом. Но пробегая мимо одного из зеркал, он увидел себя в сказочном костюме. Он остановился, покраснев. Нельсон подошел к нему, откинул ему голову, долгим взглядом поглядел ему в глаза. Потом со смехом оттолкнул его.
— Иди, юный Асканий, к карфагенской царице. Расскажи ей, что пережил Эней. Но не привирай, как это свойственно морякам. Ты — джентльмен, обязан всегда говорить правду!
Поклонившись Эмме, он ушел.
Началось представление…
Чувственность… Цирцея… Природа… Кассандра… Мария-Магдалина… вакханка… святая Цецилия.
На этом вечере в честь Нельсона и союза Неаполя с Англией она сначала представила только те позы, которые соответствовали картинам, что когда-то в Лондоне писал с нее Джордж Ромни. С их помощью он стал самым знаменитым портретистом Англии. В бесчисленном множестве копий в виде гравюр на меди они разлетелись по миру и стали известны всем образованным людям. И тут они были разложены по маленьким столикам в помпейском зале сэра Уильяма в роскошных папках. Их можно было сравнить с оригиналом и решить, польстил ли художник своей модели, стремясь запечатлеть на полотне ее идеальную классическую красоту.
Сперва, когда Эмма начала — один за другим — представлять различные образы в нежном обрамлении покрывал, гравюры ходили по рукам. Слышны были восклицания, выражающие удивление и восхищение. Но скоро гравюры были отложены в сторону. Очарование оригинала заставило забыть о сравнении с изображениями. За каждой позой следовала буря аплодисментов. Естественное очарование модели одержало победу над искусством большого художника.
Приближалась сцена Дидоны и Аскания.
Эммой овладело страшное волнение. Своему искусству она отдавала всю душу. В конце концов ему она была обязана и женитьбой на ней сэра Уильяма, и тем, что была принята в неаполитанском обществе, и благосклонностью королевы. Теперь у нее появилась соперница. Элизабет Виже-Лебрен, гонимая французской революцией, бежала в Неаполь, здесь она рассчитывала на столь же привилегированное положение у Марии-Каролины, какое она занимала у Марии-Антуанетты. Но на пути ее стояла Эмма. Она не могла не признать ее красоты. Испытывая нужду после своего переселения в чужую страну, она сама обеими руками схватилась за предложение сэра Уильяма, заказавшего ей портрет Эммы. Но, хитрая интриганка, художница осторожно подмешивала в громкие похвалы ее красоте тихие сомнения в силе ее интеллекта. Осторожно давала понять, что слава Эммы основана лишь на таланте Ромни, что ее вызывавшие всеобщее восхищение живые картины — изобретены им, а Эмма — только послушная его воле модель.