Последняя любовь лорда Нельсона
Шрифт:
Чувствуя, как страдает Нельсон от разлуки со своей семьей, Эмма обратилась к его отцу. Написала ему, как знаменит его сын; какую суровую жизнь вел он до сих пор; как велики беспокойство и озабоченность, одолевавшие его из-за болезни даже в редкие счастливые часы. Можно ли прилагать к поступкам героя мерки буржуазной морали? Препятствовать тому свободному, бурному расцвету его души, для которого он создан, при котором только и могут созреть прекрасные, вызывающие восхищение всего мира плоды? Может ли его отец оправдаться перед собой и перед отечеством, питал к сыну неприязнь из-за женщины, которая относится к величию своего собственного мужа холодно, почти враждебно,
Эмма отправила письмо со страхом в душе, но все обернулось к лучшему.
Отец Нельсона ответил, что готов помириться с сыном. Накануне приезда Нельсона все прибыли в Мертон-плейс. И когда Эмма открыла перед Нельсоном дверь в кабинет, они встретили его: отец, брат, преподобный Уильям Нельсон, со своим сыном Горацио и дочерью Шарлоттой, сестры, миссис Болтон и миссис Метчем, со своими мужьями и четырнадцатью детьми.
Нельсон, потеряв дар речи, остановился в дверях. Затем со смехом, в восторге бросился в раскрытые ему объятия.
В спокойном труде, в мирных радостях текли дни.
Старая любовь Нельсона к сельской жизни, зародившаяся еще в его юные годы, пробудилась вновь, и он радовался своим владениям, своей собственной земле. Он неустанно совершенствовал и расширял свое небольшое имение. Здания были надстроены, сад стал еще прекраснее, были высажены цветы, кустарник, деревья.
И снова Эмма всегда была рядом с ним. Блуждая по окрестностям, они появлялись в хижинах бедноты, помогали нуждающимся, для каждого находили приветливое, вселяющее бодрость слово. Иногда они гуляли по большим аллеям парка, которые он называл своим ютом; катались в маленькой лодке по ручью «Нил»; устраивали веселые состязания с сэром Уильямом в рыбкой ловле.
В Лондон Нельсон ездил лишь в тех случаях, когда в палате лордов обсуждались вопросы, касавшиеся мореплавания.
А когда он возвращался домой, ему всегда казалось, что он видит Мертон-плейс впервые. Он не переставал удивляться, что этот тихий мирный уголок принадлежит ему. Ему, перелетной морской птице.
Всякий раз, когда зимой ему приходилось ездить на заседания палаты лордов, он навещал Горацию в доме миссис Гибсон. Часами играл он с девочкой, любуясь ее тонким личиком, изящным обликом, радуясь первому лепету.
Но вот пришло лето. Повеяли теплые ветры, стало ярко светить солнце. Хорошо было бы увезти это нежное создание из пыльного города на благотворный деревенский воздух.
Неужели не было способа привезти Горацию в Мертон так, чтобы сэр Уильям ни о чем не догадался?
Эмма долго размышляла, и наконец ей показалось, что она придумала. Сообщила Нельсону.
Он в восторге согласился. Под каким-то предлогом уехал в Лондон и оттуда прислал сэру Уильяму письмо.
«Глубокоуважаемый, дорогой друг!
Разрешите мне обратиться к Вам с одним делом, за которое я болею душой.
Вы помните, что перед нашим отъездом из Италии [75] , я говорил с Вами или с миледи о ребенке, который вследствие чрезвычайных обстоятельств был отдан под мое покровительство. Теперь ему полтора года. Ребенок рожден вне брака, и поэтому я не могу входить в подробности.
У меня возникло желание взять на летние месяцы бедное осиротевшее создание вместе с его воспитательницей в Мертон-плейс, чтобы укрепить его хрупкое
75
При этой версии не могло возникнуть подозрение, что леди Гамильтон — мать ребенка. (Примеч. авт.)
Малышка воспитанна, послушна и хорошо ведет себя и, вероятно, никогда не даст повода для жалоб. Я был бы признателен Вам за быстрое решение этого вопроса. Если Вы согласитесь, я мог бы сразу привезти Горацию и ее воспитательницу.
С сердечными приветами Вам, леди Гамильтон и нашей милой миссис Кадоган
преданный Вам Нельсон и Бронте.»
Сэр Уильям прочел письмо Эмме.
— Перед нашим отъездом из Италии он говорил о ребенке? — спросил он затем словно с удивлением. — Ты что-нибудь знаешь об этом? Я не могу вспомнить.
Она с трудом выдержала его взгляд.
— Мне кажется, это было в Ливорно. Когда мы нашли в консульстве письма из Англии. Вот тогда он это и сказал.
— Так, так. Значит, я пропустил это мимо ушей. Ну, что удивительного — в этой суматохе! Тогда как раз пришло сообщение о Маренго. — Он покивал. — Впрочем, довольно странно, что Нельсон спрашивает у нас. Ведь Мертон-плейс принадлежит ему. Правда, он всегда был по отношению к нам очень деликатен. Так что ради Бога! В конце концов, дом достаточно велик, и можно уберечься от детского крика. А ты? Что мне написать ему от твоего имени?
— Что я рада малышке. Я охотно возьму ее под свое покровительство.
Он снова кивнул.
— Так я и думал, так и думал!
Эмма почувствовала, что бледнеет.
— Что ты имеешь в виду?
Он улыбнулся, потом захихикал.
— Ты же всегда хотела иметь ребенка. Значит, бедная маленькая сиротка Нельсона — для тебя желанный гость. Ведь вы, женщины, битком набиты материнскими чувствами. Даже по отношению к чужим детям. Так я и напишу Нельсону. Увидишь, как он будет тебе благодарен.
Спустя два дня Горация вместе с миссис Гибсон торжественно прибыла в Мертон-плейс.
Казалось, теперь в нем есть все для полного счастья.
Глава тридцать седьмая
Со дня весеннего равноденствия 1803 года сэр Уильям стал прихварывать. При первых признаках болезни семидесятитрехлетний старик махнул на себя рукой; отказывался поехать в Лондон, обратиться за помощью к врачу.
Но когда Нельсон был вызван Адмиралтейством в город на совещание в связи с новой военной угрозой [76] , сэр Уильям настоял на том, чтобы вместе с Эммой присоединиться к нему.
76
Англия затягивала предписанное ей Амьенским мирным договором освобождение Мальты. Переговоры, которые велись по этому поводу с Францией, приобрели напряженный характер. Одновременно из военных портов северного побережья Франции стали поступать сведения о широкомасштабной подготовке к военным действиям. (Примеч. авт.)