Последняя охота
Шрифт:
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо осведомилось чудовище. Юля нашла в себе силы только едва кивнуть. Она была не в состоянии произнести ни слова. – Я сейчас, – кивнуло чудовище и исчезло из окна.
Юля, несмотря на огромный риск, вытащила телефон и набрала ноль два.
– Дежурный слушает, – сказал усталый мужской голос.
– Спасите, – шепотом прохрипела Юлия. Отчего-то голос не слушался ее, как раньше. Видимо, последствия анафилактического шока давали о себе знать.
– Что? Громче говорите!
– Спасите, помогите! – отчаянно захрипела Юлия, но тут возле двери послышались
Девушка мысленно чертыхнулась и едва успела спрятать телефон в карман кардигана, который все еще был на ней, как в зал вошел лысый. Он снова трогательно оскалился и сграбастал Юлину руку, нежно пожимая ее, прежде чем девушка успела запротестовать.
– Корявый! – представился он. Девушка решила, что это его прозвище. Оно ему на удивление подходило.
– Где я? – губами спросила девушка.
– В Обители Светлого Образа, сестра. Располагайся, как тебе, бля, кхм… нравится! Извини за мат – я еще не достиг вершин в нашей философии, чтобы соблюдать чистоту речи, но, бля, человек буду, я этого достигну! Может, ты воды хочешь? – Он снова попытался ласково улыбнуться. – Тебя ж кумарить должно по-страшному. Нарики всегда пить хотят. И сладкого, – со знанием дела сказал он.
Юлия наморщила лоб. Несмотря на страх и полнейшую неизвестность, мозги ее еще не утратили способность думать. Нарики – это наркоманы, перевела она для себя. Поскольку тип говорит, что кумарить ее должно по-страшному, значит, он считает наркоманкой именно ее. А при чем тут философия? И обитель какая-то?
Видя, что девушка пытается заговорить, но не в силах произнести ни слова, Корявый треснул себя по лбу, сбегал за стаканом теплого чая, в котором растворил аж четыре ложки сахара, и снова сел на соседнюю кровать, умиленно рассматривая девушку.
«Дурак какой-то», – подумала Юлия, с отвращением глотая мерзкую жидкость. Чай, тем более сладкий, она терпеть не могла. Однако даже этот отвратительный на вкус напиток сделал свое дело – сухость ушла, и Юлия была в состоянии сказать несколько слов, не прибегая к малопонятным жестам.
– Погоди, я не поняла. Где я нахожусь? В обители?
– Ну да, – подтвердил парень.
– Что еще за обитель? Это церковь?
Корявый что-то невнятно промычал.
– Это секта? – Девушка пришла в ужас. – Боже мой…
От предположения девушки Корявый пришел в не меньший шок.
– Да че ты гонишь, сестра? Мы не секта, мы эта… как ее, обитель! Я же пояснил!
Оказывается, она сейчас находилась в какой-то непонятной обители, где жили столь странные люди пугающей внешности («светлого образа», надо думать), как этот Корявый. Ужасно! Было очень не по себе.
– И… зачем я здесь? – Юля не знала, о чем спрашивать, потому что не знала, добрые они, эти обитатели Обители, или злые. И зачем они привезли ее к себе? Однако слово «светлый» в названии общины как-то успокаивало.
– В смысле? – не понял Корявый.
– Как я здесь оказалась? Для чего?
– Да ни для чего, елки! Просто ехали мы с Синим, глянь, а ты под стеночку сползла, гибнешь на глазах, можно сказать. Нас учили быть милосердными. Вот мы и это, как его, проявили милосердие. Вот. А ты наркота, да? – деловито осведомился он.
– Кто? – не поняла девушка.
– Наркота?
– Нет, –
– Из больницы? – ужаснулся Корявый, который из всех врачей за всю свою жизнь видел только педиатра в детстве. Хотя был еще стоматолог один, которого Корявый с Синим однажды «потрясли» слегка на предмет финансовой взаимопомощи. Больше Корявый с врачами никогда не контактировал. После встречи со Светлым и обращения на путь истинный болячки его странным образом обходили. – А ты че, больная?
Несмотря на драматизм ее положения, Юлия невольно рассмеялась формулировке Корявого.
– Да, – не вдаваясь в подробности, ответила она. – Еще какая больная.
– Сильно больная? – озаботился Корявый. Получать от Светлого головомойку за то, что привез в общину девчонку, находящуюся на краю могилы, ему не хотелось.
– Так, может, это, лекарства тебе, да? Надо? – От волнения Корявый начал переставлять слова в предложении, отчего получалась полнейшая белиберда. Однако Юлия его поняла и успокоила, сказав, что никаких лекарств ей не требуется.
Корявый замолчал, не зная, что сказать.
– Скоро к тебе Светлый придет, – вдруг выпалил он.
– Кто такой Светлый?
Корявый просиял. Его грубая некрасивая физиономия неожиданно преобразилась, дыша умилением.
– Он хороший. Он меня спас от этой, как ее… пучины зла, – поведал он. – И тебя спасет.
«Больно надо», – мысленно насторожилась девушка.
– А если я не хочу? – спросила она.
– Все поначалу не хотят. Опутаны греховными низменными желаниями, потому и не видят Света, – туманно пояснил Корявый. – Но Светлый – он всех переубеждает. И тебя переубедит, вот увидишь!
Он еще немного посидел, но вскоре его окликнули со двора, и он ушел. Юля моментально набрала ноль два. Ответил уже другой мужской голос. Судя по шуму, доносящемуся из трубки, говоривший находился в машине, кроме того, на улице был сильный ветер. Странно, с каких это пор дежурные вызовы стали приниматься на сотовый?
– Да? – ответил он.
– Алло, милиция? Это Бочкина. – Юля совершенно не принимала во внимание то, что ее фамилия вряд ли что-то скажет дежурному оперативнику. – Я в опасности!
Неожиданно сзади раздался мягкий мужской голос с тягучими интонациями, странным образом погружающий в полугипнотическое состояние. На плечо вздрогнувшей Юли легла чья-то теплая, но вместе с тем тяжелая рука.
– Дитя мое, к чему столь бурные эмоции?
«Это он!»
Сердце екнуло. Юля инстинктивно сжала в руках мобильник, но спрятать его не успела. Неизвестная рука мягко нажала на плечо, заставляя девушку обернуться.
Сзади стоял мужчина лет сорока, невысокого роста, в обычных голубых джинсах и светлой рубашке с закатанными рукавами. Ничем не примечательное загорелое лицо, ласковая усмешка притаилась в уголках тонких губ, прямые русые волосы, собранные сзади аптекарской резинкой… Все это отступило на второй план, как только Юлия взглянула в глаза мужчины – очень светлые, редкого льдистого оттенка его глаза заглянули к ней в душу и улыбнулись… И невероятным образом все Юлины страхи улеглись.