Последняя охота
Шрифт:
– Девушка уже довольно долго находится без сознания. Как она?
– Как бревно, – ответила женщина.
«Нет, это не может быть тетя Лена, – подумала Юля, – та никогда бы не позволила себе столь грубых выражений».
Было холодно, хотя на нее накинули что-то теплое и тяжелое, похоже, – тулуп. По звукам, доносящимся из окна, возле которого она лежала, Юлия поняла, что ее держат в какой-то сельской местности – где же еще услышишь мычание коров? Девушка сделала вывод: она находится не дома. Уже хорошо. Но кто эти люди, что она здесь делает? И вообще, что происходит?
«Может, рискнуть и открыть глаза? Надеюсь,
Комната действительно вскоре опустела. Юлия робко приоткрыла глаза и не поверила им, ойкнув от неожиданности. На потолке она увидела потрясающую картину, даже не картину, а фреску. Незаконченная, однако смысл ее предельно ясен – неизвестный автор счел, что фигуры, скопированные с микеланджеловских персонажей из Ветхого Завета в Сикстинской капелле, достойно украсят этот огромный зал со множеством раскрытых сейчас окон. Правда, присмотревшись близорукими глазами, Юлия заметила, что лица ангелов как-то не похожи на святые. Ну точно, это же все современные знаменитости! Вон Линда Евангелиста, вон Клаудиа Шиффер, там Кейт Уинслетт из «Титаника» в роли Евы.
Смелый художник решил пойти дальше и осовременил имидж библейских героев. Если роскошные тела голливудских красавиц и супермоделей превосходно смотрелись и в иерусалимских хламидах, то мужчин мастер изобразил в джинсах и с серебряными цепями. Адам был длинноволосым хиппи. Сатана оставил устаревший костюм змия и предстал в облике, сочетающем панка и ирокеза, и в устрашающе аляповатой футболке с черепом.
«Авангард, – резюмировала Юлия, слегка разбиравшаяся в живописи. – Эклектичное смешение стиля эпохи Ренессанса, более позднего импрессионизма, фресковой росписи… В общем, довольно-таки оригинально и изобретательно».
Внимание девушки переключилось на иные подробности помещения, в котором она находилась. В просторном зале, сродни актовому, стояло несколько кроватей, сдвинутых в один угол. Рядом громоздилась куча пыльных матрацев и одеял. В центре находилось возвышение, наподобие алтаря, с грубо сколоченной трибуной, вокруг которой был очерчен круг с непонятными магическими символами. Несмотря на то что высокие готические окна были открыты, в зале царил полумрак – цементные стены, драпированные черной тканью, поглощали солнечные лучи, не отражая их, да и плотные черные занавески на окнах ограничивали доступ дневного света.
Общее впечатление от зала было гнетущим.
«Куда я попала? Мне только сейчас мистического сборища не хватало! Как говорится, из огня да в полымя…»
На трибуне стояли две пустые водочные бутылки. На дне одной из них еще плескалось немного жидкости. «Вот по какому поводу ругалась женщина, говоря, что надо меньше пить!» – догадалась Юлия. Там же лежал мобильный телефон… Смутная мысль шевельнулась в голове девушки.
Стоп, а где ее собственный телефон? Она же брала с собой в больницу «Эрикссон» и всегда клала его рядом на тумбочку. Хотя, когда она вдруг поняла, что подвергается опасности, и срочно решила покинуть больницу… Куда она дела телефон?
«Под подушку сунула», – ответила себе Юлия. Почему? Потому что действовала в горячечной спешке, так что совершила кучу дурацких поступков, не имеющих логического объяснения. Например, вместо куртки зачем-то
«Эх ты, дура бестолковая! – укорила она себя. – Что ж ты самое важное-то оставила? Пусть телефон и не отличался особым качеством, зато как бы сейчас пригодился! В милицию бы позвонила, сообщила, что с ней и где она…» Правда, с последним труднее – кроме того, что в данный момент она лежала на кровати, Юлия не знала о своем местонахождении ничего.
Однако есть же какой-то метод, по которому спецслужбы определяют местонахождение объекта по радиосигналу.
«Я позвоню, – решила Юля, – в милицию, а уж они как-нибудь определят, где я сейчас нахожусь. Надеюсь, что определят».
Юлия заколебалась, тревожно поглядывая на открытую вдалеке дверь, но все же подбежала босиком к телефону, схватила его и метнулась к кровати, вновь принимая вид спящей. И вовремя – за открытой дверью, которая находилась в дальнем от Юлиной кровати конце зала, послышались слабые голоса. Их обладатели постояли возле двери, затем часть их удалилась, а один вошел в зал, приблизился к Юлиной кровати и сел рядом, придавив мощным задом – судя по жалобно скрипнувшим пружинам – соседнюю кровать с панцирной сеткой.
Юлия невольно напряглась, хотя тут же мысленно обругала себя за это – сидевший напротив мужчина внимательно ее рассматривал, в этом она даже не сомневалась. Юлия всегда отличалась повышенной чувствительностью к чужому вниманию, кожей, можно сказать, ощущала взгляды, даже мимолетные.
«Что ему надо? Если он сейчас не уйдет, я закричу! Закричу!»
Ее запястья легко коснулись. Это произошло настолько неожиданно, что Юлия, занятая мыслями о том, какой реакцией воспользоваться – закричать или завизжать, – не успела ни вздрогнуть, ни продемонстрировать свои мощные вокальные данные.
Неизвестного интересовал браслет. Он осторожно ощупывал приглянувшуюся безделушку, стараясь не касаться кожи девушки – однако Юля все же смогла понять, что мужчина, видимо, часто занимается физическим трудом, причем без перчаток – кончики пальцев там, где располагаются папиллярные линии, были похожи на дерево и слегка царапали кожу. Неожиданно со двора раздался громкий вскрик, настолько громкий, что вздрогнули и Юля, и неизвестный. Последний сразу же оставил попытки снять браслет и убежал из комнаты. В окно всунулся тот, кто кричал, и проорал вслед уходящему:
– Слышь, брат, да убереги свое сердце от неправедных мыслей о легкой наживе, а не то, бля, я тебя потом вразумлю! Учишь, учишь вас, дураков… А ты чего? Уже проснулась? – обратил он свое внимание на Юлю и дружелюбно оскалился, отчего едва пришедшая в себя девушка отползла в дальний угол кровати.
Внешность здешнего блюстителя нравственной чистоты, несомненно, заслуживала достойного места в учебнике по криминалистике – как образец настоящего бандита и преступника, у которого все природные низменные склонности явственно отразились в скошенном назад маленьком лбе, в выступающем подбородке, в жуткого вида шраме на левой щеке и в малюсеньких, глубоко посаженных глазках, над которыми нависали кустистые брови. И вся эта прелесть располагалась на абсолютно лысой голове.