Последняя роль
Шрифт:
– Нет, – твердо ответил Иван Максимович.
– Ясно, – задумчиво проговорил Турецкий. – Эта ваша Катя – она красивая женщина?
– О! Очень красивая! – Прокофьев улыбнулся. – Восемь лет назад она даже победила на городском конкурсе красоты. С тех пор красота ее ничуть не увяла, скорей даже наоборот!
– Значит, у нее должен быть жених. Ну, или просто парень.
– Гм… – Иван Максимович облизнул губы. – Ее руки домогался один… местный хулиган. Даже не хулиган, а так, полное ничтожество. Некий Алексей Данилов. Он приходил к ней свататься, но Сергей Николаевич спустил его
– Сергей Николаевич это?…
– Это ее отец, – пояснил Прокофьев. – Сергей Николаевич Шиманов.
– Ясно. А как насчет самой Екатерины? Она любила этого парня?
Прокофьев нахмурился.
– Этого никто сказать не может. Они встречались некоторое время. Потом, вроде бы, расстались. Видимо, он просто наскучил Кате. Поняв, что теряет любимую, Данилов сделал ей предложение.
– В тот самый день, когда отец Кати спустил ее с лестницы?
– Именно, – кивнул Иван Максимович. – Он пришел с цветами, в костюме и при галстуке. Но Катя даже не стала с ним разговаривать. Она ушла к себе в комнату. Но Данилов – очень упрямый парень. Он решил переговорить с Сергеем Николаевичем. Не понимаю, как он мог рассчитывать на согласие? – Прокофьев усмехнулся. – Когда-то он работал механиком в автосалоне, но полгода назад его выгнали за пьянство. С тех пор он нигде не работал.
– На что же он жил?
– Бабка завещала ему квартиру со всем содержимым. Там было много антикварной рухляди: бронза, фарфор, старинная мебель. Впрочем, ничего по настоящему ценного.
– Откуда вы знаете?
– Хозяин антикварной лавки – мой приятель, – пояснил Прокофьев. – За полгода парень распродал всё, что можно было продать.
– И все вырученные деньги потратил на Катю? – уточнил Турецкий.
Иван Максимович тонко усмехнулся.
– Красивая подруга – дорогое удовольствие, – сказал он. – Катя любила… то есть, любит развлекаться. Рестораны, ночные клубы, поездки к озеру на уик-энд. Но, с другой стороны, на что же он рассчитывал? Такая женщина не может сидеть с утра до вечера дома и варить ему куриные бульоны… из кубиков.
– Да, вы правы, – согласился Александр Борисович, доставая из кармана сигареты. – Полагаю, с парнем уже побеседовали?
– Да, и очень пристрастно, – ответил Прокофьев.
– Ну, и?
– Он ничего не знает. Кроме того, у него есть алиби. Он весь вечер просидел в баре с приятелями. Его там видели, как минимум, человек десять.
– Ясно, – проговорил Турецкий. – Полагаю, милиция её уже ищет?
Иван Максимович замялся.
– Видите ли, Александр Борисович, наш театр очень старый, – с вежливой улыбкой говорил Прокофьев. – И он… как бы это получше сказать?… В общем, у него есть определенная репутация. Отличная репутация, добавил бы я. Эта репутация складывалась не месяцами и не годами, она складывалась десятилетиями! Да-да, не улыбайтесь.
– И не думал улыбаться.
– Мы не можем позволить себе бросить даже малую тень на наш театр, – сказал Иван Максимович, скорбно сложив брови.
– Да, я понимаю, – снова кивнул Турецкий. – Именно поэтому вы решили не обращаться в милицию?
– Совершено верно. Мы решили обратиться к вам. Вы поможете нам, Александр Борисович?
– Я готов попробовать, – ответил Турецкий деловито. – Если сойдемся в цене.
Иван Максимович сухо улыбнулся.
– Деньги не проблема. Сергей Николаевич, как вы понимаете, за ценой не постоит. Он готов на все ради счастья дочери и репутации театра.
– Он так любит театр?
– Да, любит. Всегда любил. В юности он даже пытался поступить в театральный институт. И не один раз. Даже став бизнесменом, Сергей Николаевич никогда не пропускал ни одной нашей премьеры.
– Стало быть, дочь осуществила его мечту, – сказал Турецкий. – А что насчет ее матери? Она такая же одержимая театралка?
– Увы, – грустно произнес Иван Максимович, – мать Екатерины Сергеевны умерла два года назад. Поскользнулась на льду и упала. Перелом позвоночника. Сейчас у Сергея Николаевича другая жена.
– Надо полагать, молодая и красивая?
– Угадали. – Прокофьев едва заметно усмехнулся. – Они вместе уже полтора года. Нинель – очень хорошая женщина.
– Екатерина с ней ладит?
Иван Максимович улыбнулся:
– Еще как! Молодая мачеха стала ей лучшей подругой. Хотя… Нинель не очень любит театр. Однако они вместе ходили в фитнесс-клуб, регулярно всей семьей выезжали за город на пикники. Несколько раз втроем ездили за границу. Так что, в этом плане у них было полное взаимопонимание.
«Как всегда, – подумал Турецкий. – В таких семьях всегда всё в порядке, пока не копнешь поглубже».
Прокофьев поднял руку и глянул на часы.
– Кстати, через пару минут Сергей Николаевич будет здесь, – сообщил он.
– Ясно, – сказал Турецкий. – Вы у него, вроде как, «на разогреве». Ввели меня в курс дела, чтобы он сразу взял быка за рога.
Прокофьев улыбнулся.
– Можно сказать и так. А, вон и он идет!
Турецкий глянул в окно. От стоянки к двери бара уверенной походкой шагал высокий, широкоплечий мужчина в коричневом пальто. Он был смугл и черноволос, но на висках уже серебрилась седина.
– Всегда точен, как часы! – с улыбкой сказал Прокофьев.
Не прошло и минуты, как Шиманов оказался возле стола.
– Сергей Николаевич Шиманов, – представился он густым басом, пожимая руку Турецкому.
– Александр Борисович Турецкий.
– Очень приятно.
Он сел за столик, подозвал официанта и сказал:
– Двойной эспрессо. Только быстро. – Затем повернулся к Турецкому. – Иван Максимович уже рассказал вам о нашей проблеме? – спросил он.
«Проблема, – подумал Турецкий. – Он называет это „проблема“. Любой другой на его месте сказал бы „горе“.
– Да, я уже в курсе.
– Когда вы можете выехать в Лебедянск?
– Если мы договоримся насчет гонорара, то прямо сегодня, – ответил Александр Борисович.
Прокофьев поднялся со стула.
– Прошу прощения, но мне пора идти, – сказал он с вежливой улыбкой. – Чрезвычайно рад был с вами познакомиться, Александр Борисович! И еще раз спасибо вам за моего Славика. Как выяснилось, вовремя «сесть» – это тоже удача.
Дождавшись, пока Прокофьев уйдет, Шиманов пробасил:
– Итак, обговорим вопрос гонорара. Сколько вы хотите, Александр Борисович?