Последняя седмица. Откровения позднего агностика

Виноградов Борис

– Нет, не слышал. Спасибо, профессор, если б не вы, так бы и остался несведущ. Но, извините, лошадь, по-моему, фыркает, а не кашляет.

– Фырканье, хрюканье, какая разница, это одно и то же. И заметьте, не всякий кашель является признаком серьезной хвори. Еще неизвестно, что у вас. В девяноста случаях из ста точный диагноз в пульмонологии невозможен.

– Точно, – согласился я, – невозможен. Вот и мне никто еще толком не сказал, что со мной и когда я поправлюсь.

– Или вот наш коллега, изобретатель стетоскопа Рене Теофиль Мари Гиацинт Лаэннек, – продолжал доктор. – Он лечил Наполеона и всю французскую знать. В своем трактате «О распознавании заболеваний легких, посредством пальпации, перкуссии и аускультации» он писал

именно об этом. Не читали?

– Нет, – признался я к своему стыду и тут же заметил, что некоторые граждане кашляют без всякой уважительной причины.

Кто из нас, людей старшего поколения не помнит трансляцию волнующих минут ожидания из зала Большого театра, когда занавес еще опущен, публика в нетерпении, а микрофон включен и из разных углов только и слышно – кхе-кхе, кха-кха… Или Дворец съездов в ожидании выхода членов Политбюро и отчетного доклада Генерального секретаря ЦК КПСС. Тоже все почему-то кашляют.

– Вот видите, – оживился добродушный медикус, – а я вам что говорю. Но в данном случае речь идет о нервном кашле. Если у вас нет патологии верхних дыхательных путей, то нейрогенный синдром развивается на фоне психического напряжения.

Он, этот синдром, видите ли, обостряется в период стресса, ожидания какого-либо тревожного момента, проблем на работе, скандалов в семье, переживаний по поводу болезни родного человека, нестабильного материального положения, физической усталости… Получалось, что все мы живем в условиях постоянной опасности. Всё, что перечислил доктор, может в любой момент нанести страшный удар по организму, и что тогда, не дыши? А если учесть, что наша жизнь лишь на пять процентов состоит из маленьких радостей, а в остальном – из больших неприятностей, то шансы на удачу становятся совсем мизерными.

***

О смерти, конечно, думать надо, но думать о том, что тебя на каждом шагу подстерегает угроза лишиться здоровья из-за каких-то душевных волнений и мелочных переживаний, это – не по мне. Извините, профессор, я так не умею, и вечный бой, покой нам только снится… На этом месте доклада я загрустил совсем, потому что, во-первых, упало давление, а во-вторых, ничего не усваивал из того, что он мне говорит. Мой рассудок отказался принимать столь шокирующую информацию на веру, и я уж стал жалеть, что затеял весь этот сыр-бор. Усвоил лишь одно – блажен тот, кто не кашляет, тепло ему на свете. Но профессор уже впал в экстаз и остановить его было нельзя. Еще немного, подумал я, и он начнет стулья ломать.

– Мой друг из Германии, основатель института дыхательных путей в Висбадене приват-доцент Кай-Михаэль Беех, – вспомнил он некстати, – говорит, что кашель есть ничто иное, как безусловная реакция нервной системы на внешние раздражители.

И далее, источником нервного кашля может стать всё, что угодно – шум, духота в зале, назойливость партнера, малоподвижный образ жизни, низкие физические нагрузки, дурные помыслы, слабость мышц и т. д. Немец сожалеет, что у него в Германии таким образом ежегодно заболевают около миллиона человек. Четвертая их часть попадает в больницы, а восемь процентов умирает, не дождавшись нужной помощи, так как медицина в таких ситуациях оказывается бессильна. Пневмония занимает шестое место среди главных причин неестественной убыли населения ФРГ, а по данным ВОЗ, из-за воспаления легких и поражения дыхательных путей умирает больше всего жителей планеты Земля. То есть в мировом масштабе смертность от этих болезней находится на первом месте.

– Вот-вот, если можно, с этого места будьте любезны подробнее, – сказал я, заметив, что интерес к теме становится обоюдным.

Дело в том, что у меня в Висбадене тоже имелись знакомые. С некоторыми я водил дружбу и хаживал в казино «Достоевский», где когда-то Фёдор Михайлович чуть не остался без штанов, просадив все свои и чужие деньги. Один из них – немецкий невролог и психиатр иранского происхождения Носсрат Пезешкиан. Сейчас его уже нет в живых, но в середине

нулевых он был весьма уважаем у немецкой публики, восторгавшейся чудесами и кунстштюками его так называемой позитивной психотерапии. Он, в частности, уверял, что слова могут оказывать магическое и, что немаловажно, – разрушительное действие на наш организм. То есть грубая, ругательная или, как еще говорят филологи, экспрессивная лексика, влетая в одно ухо и вылетая из другого, программирует такие болезни и недуги, которые уже не исцелят никакие лекарства.

Когда я ездил в Висбаден, мое начальство обязательно ставило передо мной задачу взять для газеты интервью у модного тогда ученого, с которым я познакомился на одном из приемов в Бонне, где ему вручали Кавалерский крест за заслуги в области медицины. Его называли «вторым Фрейдом», «королем психотерапии», «инженером заблудших душ»… Его Висбаденский опросник, где дается методика по определению причин семейных и общественных конфликтов, был настольной книгой тогдашних психологов, социологов, терапевтов и огромного числа молодых супружеских пар. Опросник перевели на русский язык, по нему до сих пор учат студентов на факультетах психоаналитики.

Но нас с доктором сблизило не это, а возросший по ходу дела профессиональный интерес к той самой непечатной лексике, которая наносит непоправимый вред нашему здоровью. Иранский немец рассказал мне, как на духу, что не сам пришел к этой, казалось бы, нелепой мысли, а взял ее из трудов своих далеких пращуров – знаменитых лекарей времён царя Дария I и других правителей династии Ахеменидов. А также из наследия гениального Абу Али Ибн Сины – Авиценны, который занимался аналогичной практикой в Бухаре, будучи придворным врачом саманидских эмиров и дайлемитских султанов. Задолго до марксистов он пришел к выводу, что идеи становятся материальной силой, когда овладевают массами, что злые языки страшнее пистолета, а иное грубое слово ранит больнее кинжала из дамасской стали.

На этом фундаменте, собственно, и возвел свою империю Пезешкиан, классифицируя немецкую речь по силе ее негативного воздействия на психику слабонервного обывателя. Признаться, я был не особенно силен в тонкостях немецкого сквернословия, мой запас ограничивался небольшим набором слов типа – zum Teufel, Pustekuchen, scheissegal, Arschloch… usw, застрявших в памяти со студенческих лет.

Давать им точный перевод не имеет смысла, поскольку все они, в общем-то, об одном и том же – о заднице и дерьме. Немцы, должен вам сказать, большие поклонники пятой точки и души в ней не чают. Изображение мясистых чресел, как мужских, так и женских, вы обязательно найдете чуть не на каждой странице любого глянцевого журнала, в рекламе женского белья и постельных принадлежностей, на пляже, уличном плакате, призывающем беречь и уважать европейские ценности, крепить национальное единство и политику мульти-культи. Я уже не говорю о районе Санкт-Паули с его Греховной милей на Рипербане в Гамбурге или о крупнейшем в Европе театре-ревю Фридрихштадтпаласт на самой длинной столичной улице – Фридрихштрассе в Берлине.

Настоящие германцы, утверждают авторы исторических хроник, испокон веку с любовью и почтением относились к женской фигуре, имеющей форму виолончели или песочных часов. В давние времена, как, впрочем, и теперь широкие бедра считаются редким даром природы, а узкие – большим недостатком и уродством, как если бы вместо пышных ягодиц у нее была заячья губа, бельмо на глазу или нога сорок пятого размера. Кстати, по-немецки это называется кратко и нежно – Ро. Не правда ли, звучит как восторг, радостный вопль или смачный поцелуй. Отсюда, наверное, говорил мне один ценитель женской красоты и массовой культуры в Берлинской картинной галерее, и пошла поп-музыка, поп-арт, поп-звезды, поп-искусство, поп-рок, поп-группа, поп-тв, поп-дива, поп-сокет, попкорн и другая попса. Не знаю, сказал я. Если так, то непонятно, откуда в немецкой речи столько негативизма по отношению к данной части тела.