Последняя тайна храма
Шрифт:
– Таким образом мы меняем изначальный текст, подставляя под одну букву соответствующую ей из другого алфавита. К примеру, слово «cat» в моем алфавите будет писаться как «bzs», а «Layla» – как «kzxkz». Перестановка заключается в том, чтобы расставить существующие буквы по определенной схеме. В результате получается что-то вроде гигантской анаграммы. Ну как, немного яснее?
– Немного да, – засмеялась Лайла. – Хотя не слишком.
– Ну, пока и этого достаточно, – сказал он, кладя перед собой переписанное послание и поправляя очки кончиком карандаша. – Теперь нам нужно установить алгоритм, а затем найти ключ или формулу, которая использовалась при шифровке. Может, это просто «шифр Цезаря», а может, и что-то посложнее. В таком случае придется применить частотный анализ.
Лайла уже не стала расспрашивать Робертса о значении последних слов. Она весело покачала головой и, похлопав Тома по плечу, удалилась на кухню, оставив его наедине с текстом. Через час, когда Лайла позвала его обедать – она приготовила фаршированные перцы, сыр и овощной салат, – Роберте гак и не продвинулся с дешифровкой.
– Я почти уверен, что текст зашифрован стандартной моноалфавитной подстановкой, – сказал он, снимая очки и потирая уставшие глаза. – Но пока ничего не выходит. Все сложнее, чем я думал.
За обедом они поболтали обо всем понемногу: о его работе в консульстве, о журналистике, о ситуации на Ближнем Востоке. В какой-то момент Робертс спросил о фотографии ее отца, однако, не желая распространяться о прошлом, Лайла тут же сменила тему. Через сорок минут Робертс вернулся к рабочему столу, надеясь взломать запутанный шифр.
Однако прошло еще четыре часа, а шифр так и не поддался. Робертс тяжело выдохнул полной грудью, откинулся на спинку стула, сложив руки на шее, и удрученно посетовал:
– Просто ума не приложу!
Лайла встала с дивана, где писала статью о конференции в Лимасоле, и подошла к нему.
– Ладно, Том, не возись больше. Ничего страшного, это не так важно.
– Очень странно, – произнес Робертс, протирая линзы очков кончиком галстука. – Обычно даже ребенок способен расшифровать средневековые коды, до того они элементарны!
– А если это вообще не моноалфавитная подстановка? – с трудом выговаривая незнакомое слово, сказала она, чтобы поднять ему настроение.
Том ничего не ответил, но перестал чистить линзы и, схватив лист с переписанным шифром, начал бегло его просматривать, ритмично подергивая левой ногой под столом.
– Все должно быть очень просто, – бормотал он. – Я уверен. Я просто не могу понять, в чем здесь хитрость. Не могу по…
Неожиданно он бросил лист на стол и схватил другие бумажки, пристально вглядываясь в них и машинально постукивая ластиком карандаша по рукоятке кресла. Робертс остановил внимание на одном листе и, бегая по нему глазами, все быстрее стучал ластиком и дергал ногой. Затем схватил чистый лист бумаги и, прикусив губу, стал быстро писать, периодически поглядывая на шифр. Через тридцать секунд он торжествующе захихикал.
– Ну что?
– Ты настоящий гений, Лайла!
Она нагнулась над его плечом, пытаясь разобрать, что он нацарапал.
– Разгадал?
– Нет, Лайла, это ты разгадала. Ты была права – это не подстановочный шифр. Вернее, не только он. Неизвестный криптограф использовал одновременно перестановку и подстановку. Такая комбинация значительно усложняет прочтение. Особенно если изначальный текст на средневековой латыни, как я предполагаю.
Робертс, не прерываясь, строчил на бумажке, пока говорил. Закончив, он откинулся назад и показал расшифрованный текст.
– Сначала текст зашифровали так называемым простым «шифром Цезаря». – Робертс взял чистый лист бумаги и написал еще раз латинский алфавит, опустив буквы J и W («В Средние века их не использовали», – пояснил он). – А теперь пишем снизу другой алфавит и сдвигаем его вправо на пять букв. В итоге перед нами типичный подстановочный шифр, а первые слова «G.esclarmonde» преобразуются в «b znxfumgihyuz».
Он говорил возбужденно, желая продемонстрировать свой успех, как ученый, объясняющий сделанное им открытие.
– Однако дальше автор – мне кажется, мужчина – пустил в ход один довольно незамысловатый трюк, который тем не менее сбил меня с толку. Он переставил первую букву зашифрованного текста на вторую, третью на четвертую, пятую на шестую и так далее. Смотри, что получается: «b» меняется на «z», «n» на «x», «f» на «u». Это самый примитивный вид перестановки, но если дешифровщик предполагает, что использовалась только подстановка – как это было со мной, – то дело несколько… э-э… замедляется. И только когда ты сказала, что, может, это и не подстановка, меня осенило!
Робертс улыбался, глядя на Лайлу, и, рассмеявшись, она наклонилась и поцеловала его в щеку.
– О, радости расшифровки! – воскликнул Том.
– Ну так что все это значит? – спросила она, беря в руки лист с расшифрованным текстом. – Или насчет перевода мы не договаривались?
Он нахмурил лоб в притворном раздумье.
– Вообще-то я рассматриваю это как дополнительную услугу. Однако, учитывая, что ты…
Лайла засмеялась и передала ему листок.
– Приступайте, доктор Робертс! Это же ваш конек.
– Предупреждаю, моя латынь хромает. Я уже забыл, когда последний раз читал на ней.
– Уверяю тебя, она лучше моей. Я жду.
Он сел поудобнее, подровнял очки на носу и начал переводить, медленно, то и дело запинаясь на незнакомых словах, в сложных местах вставляя фразы типа «я думаю, это значит…», или «здесь я немножко перефразировал», или «тут я могу ошибаться». Лайла взяла белый лист бумаги и стала записывать за Робертсом.
– «Г. своей сестре Эсклармонде шлет привет», – прочитал он первую строку. – «s.d.» значит «salutem dicit» – дословно – «говорит привет». Так, едем дальше… «Времени мало, так что о том, как была найдена эта великая вещь, расскажу после, когда пересеку море. Пока достаточно сказать, что нашли ее случайно и могли бы вообще не найти ее хранилище, если бы не наша работа. Посылаю ее тебе»… – Он ненадолго замолчал. – Ага, «посылаю тебе, так как знаю, что в К. она будет в сохранности. Здесь царят такие невежество и глупость, что ее обязательно уничтожат. Но это будет горестной потерей, потому что вещь древнейшая, невиданная по силе и красоте. Я покину Иерусалим в конце года. Желаю тебе доброго здоровья, твой брат Г.Р.».