Последствия неустранимы

Черненок Михаил Яковлевич

– Надя, успокойтесь, - перебил Бирюков.
– Расскажите все по порядку и подробно. Уверяю, что пойму вас.

Туманова закрутила головой:

– Нет, нет!.. Я натворила такое, что вы или просмеете мои оправдания, или немедленно арестуете.

– Арест не шутка. Попробуем без него обойтись. Не паникуйте, рассказывайте только правду.

Туманова вытерла платочком покрасневшие глаза.

– Я всю правду вам расскажу...

Все началось с того, что в последний год Олег настойчиво стал уговаривать Надю усыновить чужого ребенка. Они с Олегом даже съездили в новосибирский Дом малютки, но там, к несчастью, был карантин. О пот ездке узнал Александр Васильевич Головчанский и однажды, вроде в шутку, посоветовал Наде "обойтись без усыновления",

мол, не все мужчины одинаковы. Надя искренне обиделась, однако Головчанский месяц спустя уже без всяких шуток настойчиво стал уговаривать ее "отдохнуть вдвоем на природе хотя бы один вечерок". И тут Наде стукнула в голову шальная мысль: "А что, если?.. Вдруг на самом деле появится ребеночек, да не какой-нибудь там детдомовский от неизвестных, сомнительных родителей, а своя собственная кровиночка. Конечно, Олегу ребенок все равно будет неродным, но ведь Олег-то никогда в жизни об этом не узнает".

Головчанский сам вел машину. Они уехали от райцентра чуть ли не в Кемеровскую область. Остановились над обрывистым берегом Ини, в густой березовой роще...

Через полтора месяца Туманова почувствовала, что забеременела, и с радостью объявила об этом мужу. Тот сильно удивился, перестал с Надей разговаривать и целую неделю ходил злым. Надя испугалась, что Олег пронюхал о Головчанском. Но через неделю все наладилось. Олег попросил у Нади прощения за то, что так долго "трепал нервы". При этом ласково сказал: "Умница ты, Надюша. Вот и усыновлять не надо, свой теперь будет".

– Почему же Олег целую неделю ходил злым?
– поинтересовался Бирюков, когда Туманова, вытирая вновь навернувшиеся слезы, умолкла.

– Не знаю, - всхлипнула Надя.
– Наверное, вначале не поверил мне и обиделся. Олег вообще-то обидчивый, когда чувствует ложь.

– Последний раз давно виделись с Головчанским?

– Он на моих глазах умер...

Бирюкову стоило больших усилий, чтобы очень спокойно сказать:

– Вот теперь, Надя, если хотите, чтобы я вам помог, не утаивайте ни малейшей мелочи.

– Я и так не утаиваю...

В пятницу, когда Олег уехал на открытие охоты, Туманова пошла на дачу - надо было убрать кое-что из овощей. Сначала занялась помидорами. Потом выдернула из грядки лук, увязала его для хранения на зиму в вязанку. Пока занималась этой работой да переносила овощи в погреб, заметно стемнело.

Предстоящая суббота была свободной от дежурства, и Надя осталась ночевать на даче, чтобы завтра с утра пораньше заняться засолкой помидоров. Поужинав на скорую руку, она уже собралась лечь спать, но тут внезапно заявился Головчанский. Был он какой-то нервный, выставил на стол немного початую бутылку коньяка и предложил обмыть отпуск. Туманова пить отказалась, стала выпроваживать Александра Васильевича. Головчанский вначале отшучивался, но, когда понял, что его выставляют за дверь всерьез, зло спросил: "Хочешь, чтобы Олег узнал, чьего дитятю будет растить?" "Александр Васильевич, это ж подлость с вашей стороны!" - возмутилась Надя. "А сделать мужа рогоносцем - благородство?..
– Головчанский отвинтил с бутылки пробку, налил полную чашку коньяка, крупными глотками выпил и с пьяной угрозой сказал: - Решай, лапушка, или последняя ночь со мной, или завтра Олег все будет знать..."

"Последняя" ночь для Нади Тумановой была кошмарной. Головчанский жаловался на жену-мегеру, отнявшую у него все радости жизни, ругал хапугу Хачика Алексаняна за то, что тот перед самым отпуском натворил ему неприятностей по работе, а Надя слушала эти излияния, как в дурном сне. В ее мозгу лихорадочно билась одна и та же мысль: "Надо любыми путями уговорить Олега уехать из райцентра! Немедленно уехать куда угодно".

Вывел Надю из дремы Головчанский. Посмотрев на часы со светящимся циферблатом, Александр Васильевич поднялся и, одеваясь, сказал, что ему надо поспеть на вокзал к семичасовой утренней электричке. Надя спросила, который час. Было без пяти минут шесть. Она тоже оделась и стала ждать, когда наконец Головчанский уйдет. Но Александр Васильевич уходить не торопился. Он вдруг вспомнил, что позабыл вчера выкупить жене лекарство. Достал из кармана висящего на стуле пиджака рецепт и попросил Надю передать его Софье Георгиевне. "Вы с ума сошли, - прошептала Надя.
– Мне стыдно вашей жене в глаза смотреть".
– "А ты не смотри, лапушка. К тому же, стыд не дым, глаза не ест". Головчанский положил рецепт на кухонный столик, потер ладонями опухшее лицо. Посмотрев на недопитую бутылку, усмехнулся: "Или я вчера был невменяем, или домовой пробку отвинтил". Надя не придала этим словам значения, хотя точно помнила, что Головчанский вчера завинчивал пробку.

За окном шел дождь. "Как в такую погоду сухим к вокзалу добраться?" будто сам себя спросил Головчанский. Потом налил чуть не полную чашку коньяка, завинтил бутылку пробкой, залпом выпил и, облокотившись на стол, задумался.

"Уходи, подлец, скорее уходи!" - мысленно умоляла Туманова. Однако Головчанский все сидел и сидел. Минут через десять его вроде бы стало подташнивать, но он, судя по лицу, мучительным усилием сдержал рвоту. Резко поднявшись, качнулся. Недолго постоял. Пошел было из кухни в комнату за пиджаком и вдруг повалился на стену. Прижавшись к стене плечом, уставился на Надю мутными расширенными глазами. Тяжело дыша, проговорил заплетающимся языком: "Лапушка... ты чего в бутылку... подсыпала?.." Это были последние слова Головчанского. Будто парализованный, он вроде бы хотел добраться до кровати, но едва только отшатнулся от стены - ничком рухнул на пол...

Дальнейшее Надя Туманова помнила смутно... Она долго искала ключ от двери, а тот, как обычно, оказался на гвоздике, вбитом в дверной косяк. Первое желание - вызвать "Скорую"!
– сменилось мыслью: "А чем объяснить, что Головчанский оказался на даче?!" Она сунула бутылку в хозяйственную сумку. Скомкала и бросила туда рецепт. Схватила чашку, но та выскользнула из рук, упала и разбилась. Надя собрала осколки фарфора в сумку и, не закрыв дверь на замок, бросилась к райцентру.

Дождь лил как из ведра. В кооперативе не было видно ни души. Выбежав на проселочную дорогу, Туманова заметила густой куст шиповника и вытряхнула за ним содержимое сумки...

– Больше ничего не знаю, - тихо закончила Надя.
– Когда в субботу вы с Олегом вышли из машины, у меня сердце чуть не остановилось. Решила конец, арестовывать приехали...

"Вот уж действительно час от часу не легче", - подумал Антон. Надя казалась искренней до предела, но не верилось, что Головчанский, наливая коньяк из одной и той же бутылки, провел ночь без малейших признаков отравления, а утром, опохмелившись, скончался чуть ли не моментально. Бирюков поинтересовался мнением Тумановой, однако та ничего определенного сказать не могла. Дверь дачи всю ночь находилась на замке. Окно в кухне вообще не открывается. Словом, складывалась пресловуто-детективная ситуация.

– Сколько у вас ключей от дачи?
– спросил Антон.

– У меня... и у Олега... Был еще запасной, но затерялся, - тихо сказала Туманова.

– Может, Олег его кому-то отдал... Скажем, тот же Головчанский попросил...

– Зачем?

– Чтобы переночевать. Кстати, вы с Александром Васильевичем раньше на даче встречались?

Туманова испуганно расширила глаза:

– Нет, я не сумасшедшая. Честное-пречестное слово, всю правду рассказала. Не верите?

– Верю, но не могу понять: кто и как подменил бутылку?

– Никто ее не подменял. Посудите, если бы кто-то входил в кухню, то следы на полу остались бы... Дождь ведь проливной хлестал...

– Следов, значит, не было?

– Нет, я не заметила. И бутылка вроде та же самая, со штампом на наклейке... Точно на том же месте стояла...

– Но пробку-то с нее кто-то свернул. Хорошо помните, что Головчанский вечером закрывал бутылку?

– Помню... Меня арестуют?

– За что?

– Ну... Головчанский... при мне умер.

– Вы ведь говорите, что в его смерти не виноваты.