Последствия неустранимы
Шрифт:
– Гость один обещается?
– Прошлое лето с женщиной приезжал. В этом году не знаю, с кем приедет.
– Хороший человек?
– Очень хороший, очень.
– Старуха многозначительно подняла указательный палец.
– Большой начальник!.. Красивый мужчина, с женщиной ласковый был, нас с Геворком, как родных, уважал.
– Женщина кто, жена?
– Не знаю, Сергей Акимович, не знаю. Если жена, то первый год живут. На втором году мужья так уже не радуются женам, как Саша радовался.
– Сашей его зовут?
–
– А женщину?..
– Женщину... Любушкой называл. Красивая молодая женщина, веселая.
– Богато гости жили?
– Богато! В Симферополь, в Ялту, в Евпаторию на такси катались. Рассказывали, в театры там ходили, в дорогих ресторанах кушали. А почему не кушать? У большого начальника - большие деньги...
Хлопнула калитка. В ограду вошел седой, похожий на состарившегося борца мужчина в светлом костюме с тремя рядами орденских колодочек на пиджаке. Он подошел к беседке и угрожающе нахмурился:
– Кто моей Сильвии сердце разбивает?.. Ты, участковый? Думаешь, дорогой, если на десять лет моложе старого Геворка, то Сильвия тебя полюбит?..
– И захохотал, протянул участковому крепкую смуглую руку. Здравствуй, дорогой Сергей Акимович! Почему так долго не приходил проведывать стариков? Зазнался?..
– Здравствуй, Геворк Тигранович, - отвечая на рукопожатие, сказал участковый.
– Ты все такой же. Годы тебя не старят.
Алексанян сел рядом с Пороховым. Повернулся к жене, подмигнул:
– Надо угощать гостя, а?..
– Надо, надо, - согласилась та и засеменила из беседки к дому.
Участковый вздохнул:
– Как жизнь, Геворк Тигранович?
– Говорят, как зебра, Сергей Акимович, бело-черными полосками. Последний сезон в пансионате дорабатываю. Ухожу на отдых. Устал, понимаешь, заведовать хозяйством. Одно надо, другое надо, третье надо! Бросаю все. За садом начну ухаживать, фрукты на рынок понесу.
– Не усидишь ведь в саду.
– Усижу, дорогой!
– Алексанян сверкнул в улыбке белыми зубами. Говори прямо, Сергей Акимович, по делу пришел или захотелось душевно поговорить со стариками, стакан домашнего вина выпить?
Порохов носовым платком промокнул лоб:
– Мимо проходил... Вижу, Сильвия Оганесовна сливы собирает. Передохнуть присел. О прошлогоднем госте разговорились...
– О госте? О каком госте?
– Об Александре Васильевиче Головчанском.
– Э-э-э! Хороший человек, веселый! Скоро опять приедет.
– Слышал, он уже у тебя...
– Где такой слух поймал?
– Да, говорят, телеграмму он из Николаевки жене отбил, что долетел сюда благополучно.
Алексанян поднес к губам палец:
– По секрету: телеграмму я отправил... Понимаешь, Саша меня попросил, письмо прислал. В том письме была вложена готовая телеграмма...
Участковый опять приложил платок ко лбу. Равнодушно сказал:
– Обманываешь, Геворк Тигранович.
– Сергей
– воскликнул Алексанян.
– Зачем порядочному человеку обманывать старого друга?.. Я принесу тебе конверт с письмом!
– Неси.
Алексанян поднялся со скамейки, вышел из беседки и скоро вернулся с распечатанным почтовым конвертом. Подавая его участковому, обиженно сказал:
– Читай, если на слово не веришь...
Участковый вздохнул, неторопливо вытащил из конверта небольшой исписанный листок.
"Родной Геворк Тигранович! Путевку в пансионат раздобыл, но приеду на недельку позднее. К этому письму прилагаю написанную телеграмму. Отнеси, пожалуйста, ее в Николаевке на почту вечером 1 сентября, в субботу. Не спутай число и время - вечером! Это надо сделать, чтобы не беспокоились домашние, так как мне обязательно надо на несколько дней вместо Крыма заглянуть в другое место. Будь другом, выполни мою просьбу, не подведи. В долгу не останусь. Приеду опять с Лапушкой. Она тоже низко кланяется вам с Сильвией Оганесовной".
Письмо было подписано размашистым длинным росчерком, начинавшимся буквами "Гол...".
Порохов пристально оглядел листок со всех сторон, словно хотел обнаружить на нем что-то тайное. Посмотрев на Алексаняна, спросил:
– "Лапушка" кто?
– Жена.
– Какая она из себя?
– Приезжала светлая, уехала загоревшая.
– Волосы, глаза какие?
– Красивые волосы, белые. Глаза?.. Глаза, дорогой, не рассмотрел. Вечерами встречались, после работы. Гости, понимаешь, во времянке жили. Алексанян показал на летнюю пристройку.
– Хорошо жили. Саша говорил, что это жена. Зачем мне глаза ее было рассматривать?
– Гусар он, твой гость, - нахмуренно проговорил участковый.
– Когда с женами отдыхать едут, домой "успокоительных" телеграмм не отбивают. Как "Лапушку" зовут?
– Лапушкой.
– Нет у русских такого имени. Может, Любушкой?..
Алексанян тряхнул седыми кудрями:
– Лапушкой Саша ее называл, больше никак. А Любушкой моя Сильвия называла...
– Как ты с ним познакомился, Геворк Тигранович?
– Хачик, когда весной улетал в Сибирь, сказал, что его начальник летом приедет. Пожалуйста! Знаешь армянский обычай - встречай гостя как родного...
– Алексанян придвинулся к участковому, понизил голос: - Плохое случилось, Сергей Акимович? Не скрывай от старого друга.
– Ищут твоего друга. Пропал он.
– Что ты, дорогой, говори-и-ишь?
– тревожно округлив глаза, шепотом протянул Алексанян.
– Куда пропал? Когда?..
– В том и вопрос. Хачик давно его знает?
– Три лета у Александра Васильевича работает. Рассказывал, очень хороший начальник, душевный. Ох, Хачик, мудрец Хачик... Думаешь, мой сын с плохим человеком подружился?..
– Человек сам по себе может быть и неплохим - гусарство к добру не приводит.
– Что теперь делать?