Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
Прошли, подпрыгивая, как на пружинках, два мертвеца явно европейского происхождения: в военного образца френчах и пробковых шлемах, но босые и без штанов. Плоть с них опадала на ходу. Следом двигались десятка полтра негров-банту, мужчин, женщин и детишек, все очень свеженькие, неразложившиеся — явно сегодняшние. Вел их человек в глиняной маске, тоже негр, но нездешний, светлокожий и, кажется, совершенно живой. Во всяком случае, движения его были вполне естественные.
Коломиец на полуслове прервал рассказ о горестной судьбе Катерины, сказал: «Непорядок,» — схватил штуцер и выстрелил не целясь. Восьмой калибр с такого расстояния останавливает бегущего слона. Маска вместе с головой просто исчезли. Светлый негр взмахнул руками, покатился — но его подняли, поддержали, и через секунду он шагал вместе со всеми той же подпрыгивающей походкой…
Мы по-прежнему оставались невидимы для всех.
Происшествие с колдуном в маске на время отвлекло меня, и я не увидел, как на границе нашего белого круга начали скапливаться и сплетаться змеи, мертвые и живые, всех видов и размеров. Их становилось все больше. Переползти через веревку они не смели, но местами, как мне показалось, просто оттеснили ее к центру.
— Зараз придэ Вий, — сказал Коломиец тоненьким детским голоском.
— Спокийно, товарыщу шпиёнэ, — сказал я. — Ще панночка нэ вмэрла.
Невдалеке от нас прошествовал слон без хобота и бивней, и на этом парад-алле завершился.
— Ты чего, дурак, стрелял? — спросил я не оборачиваясь.
— Я? Стрелял? — удивился Коломиец. — В кого?
— Хотел бы я это знать, — пробормотал я, а сам подумал: не хотел бы. Ибо то, чему я повторно оказывался свидетелем и что в «Некрономиконе» именовалось арабским словом «аль-джах», считалось искусством давно утраченным и запретным даже для адептов некромантии.
Но вот проползли и змеи. Ненадолго стало почти тихо.
Странный свет почти погас. Лишь под двумя деревьями будто бы тлели угли.
— Степаныч, — жалiсно казав Коломиец, — я з глузду з'iхав чi нi?
— Нормальный, — сказал я.
— Но так же не бывает.
— Бывает, только редко.
— Не, не бывает, — уверенно сказал Коломиец. — Ну, вон: чего воно пухнет?
— Кто пухнет?
— Та дерево же!
И в этот момент одно из тех деревьев, что подсвечены были несуществующими углями, лопнуло с костяным хрястом, расселось от вершины до комля — и из щели кто-то стал осторожно выбираться.
Коломиец напрягся.
Это был паук. Сначала мне показалось, что он с лошадь размером.
За ним выбрался еще один и еще.
Каким-то чудом я успел поймать Коломийца за лодыжки. Он грохнулся плашмя и задергался. Я навалился сверху и крикнул: «Читай!» — для вящей доходчивости стукнув его ладонью по оттопыренному уху.
— Не слухала Катерина, — начал он, запнулся, забыл, проскочил через строфу и продолжил: — Пiшов Москаль в Туреччину, Катрусю накрили…
Мертвое негритянское семейство двинулось со стороны храма навстречу паукам.
Рядом с людьми пауки оказались чуть поменьше, чем померещилось вначале: по грудь мужчине. Они в долю секунды запеленали женщину и малышей в паутину, вскинули на спины и понесли к дереву. Мужчина поднял копье негнущейся рукой и судорожными скачками последовал за ними. Один из пауков развернулся ему навстречу, поднял передние волосатые лапы и прыгнул.
Несколько секунд мужчина изображал сопротивление, потом сдался. Паук поволок его за собой.
И тут лопнуло второе дерево.
В белом искристом блеске оттуда шагнул некто тонкий и стройный. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы воспринять увиденное.
Похож на человека, но не человек. Ноги с очень длинными ступнями, движется на носках, колени чуть согнуты. Гибкий сильный хвост. Небольшие руки вытянуты вперед, блестят кривые клинки. И — совершенно змеиная голова на удлиненной шее…
Когда он повернулся в профиль, я разглядел аккуратный костяной гребень от затылка до крестца.
Пауки попятились от него, но он неуловимо быстро настиг одного, короткий высверк — и паук осел бесформенной кучей. Два других, бросив ношу, попытались спастись бегством, но в этой погоне по кругу человек-змея оказался быстрее. Потом, покончив с пауками, он встал над людьми, подняв к небу руки с мечами.
Паутина опала с людей, они зашевелились и начали подниматься, будто их не слишком умело тянули за веревочки.
Барабаны вступили внезапно и веско. Странный свет померк, и в пришедшей тьме не стало видно ни людей, ни серебристого их избавителя. Зато над храмом занялось туманное сияние, похожее на подсвеченный дым.
Порыв ветра ударил в лицо. Зашевелились кроны.
Начиналась новая гроза.
Первая молния ударила совсем рядом с силой пушечного залпа. Потом — началось: Наверное, все грозовые тучи Центральной Африки собрались в эту ночь над нами. Дождя почти не было, но ветер бушевал — и непрерывно, страшно, с истошным воем, с клекотом били, и били, и били в башни храма бесчисленные молнии. Огненная дорога соединила небо и землю: Так продолжалось часа четыре.
Мы оба настолько одурели от грома, что не заметили, когда это кончилось.
Просто в какой-то моммент обнаружилось, что вновь рокочут только барабаны — тихо, устало, — а одна из башен храма светится, как гнилушка на болоте…
Уже под утро — умолкли крики и барабаны стихли, — из-за храмовой стены послышался знакомый рев, в небо поднялся стлб белого света, и в этом свете огромный, как океанский пароход, поднялся над кронами деревьев дракон: искалеченный, трехлапый: Он взлетел высоко и распался зелеными искрами, медленно растаявшими в первых лучах еще невидимого солнца.
4
Неведомое не похоже ни на что из того, что мы можем о нем предположить.
— Почему ж ты мне всего этого не сказал тогда? — не поднимая глаз и продолжая катать по столу монетку, спросил Николай Степанович. — Если знал и видел — то почему не сказал? Доверия не испытывал?
— Был грех, — кивнул Брюс. — Спекулировал я про себя: слишком предан Колька, слишком чист, чтобы ему татьское, предательское дело предлагать. А ну как решит взвесить, кто ему дороже: старый Брюс либо весь Орден? А и то: как бы поступил?