Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
— Вот, значит, зачем ему был нужен тетраграмматон. А мы-то все думали — для оживления железных идолов. Но постой! Он же — добыл где-то…
— Что добыл?
— Тетраграмматон. Я же сам видел — живая железная бабища с руками до земли!
Два отделения солдат — в три секунды…
— Нет, Колька, не может того быть. Ежели принципу, в книгах запечатленному, следовать, отзвук от применения четырехбуквия долго должен держаться во всех сферах. А такового нет. И не было пока еще.
— Я своими глазами…
— Тут вот что не исключается: как для ксериона проверка есть: превращение простых металлов в золото да платину, так и для четырехбуквия: оживление глиняных да железных персон-антропоморфов. Однако же как помимо ксериона есть всяческие неподлинные трансмутаторы, что на металлы влияют, а человеческому телу есть яд, так и четырехбуквия, должно быть, есть и мнимые: те, что лишь над глиной да железом власть имеют, а не над асурами. Для отвода глаз, для обмана…
— Ложный бастион.
— Истинно так. Барон твой вполне мог такой обманкой овладеть…
— Хорошо. Остров Шаннон. Что там?
— Большой рум. Попасть туда можно вот из этих, которые тебе открылись.
Направление определим — да там, наверное, есть на стене заметки. Токмо использовать следует не одну свечу и не одну карту, а две — так, чтобы тень на тень ложилась. Понятно это?
— Соображу: А отчего эти румы закрыты были, не знаешь?
— Давняя это история, еще до меня случилась. Был будто бы такой шляхтич мальтийский Поликарп. Попал он в драконью страну, еле уцелел, а уходя — пустил тьму египетскую позади себя…
— Понятно. А что же ты сам, Яков Вилимович — не ходил в поиск на остров Шаннон?
Брюс наклонил голову…
— Ходил, Колька. Запустение там и холод. Одно лишь нашел существенное и важное: на камнях пола карта румов нанесена.
— И ты молчишь?
— Говорю, раз слышишь, имеющий уши. Не так проста эта карта, как хотелось бы…
— С собой? Срисовал?
— С собой. В камзоле. Хороший был камзол, износу не знал: Так вот, есть там — в руме шаннонском — место, которое я за ворота счел. Но открыть их не сумел, как ни пытался.
— Из того же камня? — спросил Николай Степанович. — Черные, матовые?..
— Черные, да. Тоже видал где-то?
— Если я что-то помню из географии, — сказал Николай Степанович, — точь-в-точь на противоположной стороне Земли…
— Чего ты хочешь добиться, Колька? — тихо спросил Брюс, наклоняясь вперед.
— Добиться, — Николай Степанович сцепил пальцы и уставился на побелевшие костяшки. — Ты поверишь, если я скажу, что мне вся эта возня смертельно надоела?
— Поверю.
— Я хочу заниматься своим делом. Растить сына. И чтобы ни одна сволочь…
Мясной резерв, понимаешь. Да. Я просто хочу их уничтожить. Стереть с лица земли. Они мне уже не интересны — ни сами по себе, ни тем, что от них можно получить…
— Варвар, входящий в Рим.
— Возможно. Roma delenda est. Можно прихватить себе на память пару бронзовых пуговиц: А теперь, Яков Вилимович, самый главный вопрос. Что в Предтеченке стряслось?
— Не до конца я это понял. Прочел перед тем одно письмо Фламеля и сообразил кое-что. Решил, что надо проверить. Но сказать, что к чему, могу тебе токмо часом позже. А ну, встань, сыне.
Николай Степанович поднялся на ноги. Брюс, ставший внезапно величественным и грозным, возвысился над ним.
— Властию, данной мне Уставом Светлого Братства Мозаичников, произвожу тебя, малый таинник Тихий, в таинники великие и назначаю маршалом Ордена Пятый Рим…
Формально Брюс не имел права делать ни того, ни другого, но Николай Степанович все равно опустился на колено и поцеловал широкую костистую лапищу старого колдуна…
Золотая дверь. (Конго (Киншаса), 1968, 1 апреля)
— Вот вроде и тварь безмозглая, — сказал Коломиец, обгладывая косточку, — а кушать все равно неловко…
— Не любо, не кушай, — проверещал я, не разжимая губ.
Коломиец уронил косточку и уставился на обезьянью голову.
— С первым апреля, Евген Тодосович, — сказал я.
— Шутки у тебя, Степаныч, как у того боцмана…
Я ухмыльнулся, а сам подумал, что, пожалуй, лучшего, чем Коломиец, напарника для зимовок, робинзонад и прочих полетов на Марс найти сложно. Мы были вместе два месяца в пути и вторую неделю в безнадежной ситуации, но до сих пор друг другу не осточертели.
Сегодня по плану нам следовало покопаться в районе «казарм» — так мы условились называть эти низкие П-образные строения у самого болота. За проведенные здесь дни мы составили достаточно подробный план храмового комплекса и нашли много интересного — кроме следов ночной мистерии. Все кануло без следа: Причем не только вещественные тела: и атмосфера вдруг очистилась от того напряжения, которое до этого неосознанно ощущалось и угнетало, подобно печному угару. Несколько дней мы провели в состоянии почти идиотической веселости, ничего больше не боясь и радуясь, что остались живы.
Надолго ли — об этом мысль не приходила.
Впрочем, мы вполне могли и выжить — если не постигнет нас какое-то неожиданное несчастье. Обезьяны являли собой неиссякаемый мясной резерв, два хлебных дерева мы уже обнаружили, роща масличных пальм росла неподалеку: Угроза могла исходить разве что от всякого рода кровососов, но не зря же нас изнуряли прививками (без чего я-то мог обойтись, а вот Коломиец — вряд ли).
Итак, мы вскинули на плечи легкие рюкзачки, ружья — и бодро потопали к воротам. Вот колодец, из которого вознесся в небо дракон. Коломиец лазил туда на следующий же день, но ничего не обнаружил — только следы когтей на каменных стенах. Вот башня, куда я поднимался. Таких башен здесь семь.