Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
Утром, как то и положено, мы держали военый совет. Решено было панику отставить, съемку местности произвести и вообще поискать, что тут есть интересного. А там — как повезет…
Сначала я носил за Коломийцем рейку, вспоминая офицерскую школу и рассказы Куприна. В полдень Коломиец развернул свою походную обсерваторию и принялся за астрономические вычисления. Я мог бы, пожалуй, сделать то же самое с помощью спичечного коробка и зеркальца из бритвенного прибора, но предлагать свои услуги не стал, а забрался на одну из башен — с помощью якоря— кошки — и обозрел окрестности.
Зеленый океан тянулся до горизонта. Две низкие столовые горы виднелись далеко на севере.
Я знал, что если тупо идти на север, то рано или поздно болота кончатся, и мы упремся в дорогу, ведущую к пограничному городу Банги. Если идти на юг, то где-то там среди болот найдется рукав, выходящий к основному руслу Гири, и можно будет сделать плот и плыть, плыть, отгоняя назойливых крокодилов…
Повторить же в обратном порядке наш маршрут было трудно: начинался разлив рек. Но, видимо, ничего другого нам не оставалось.
Потом я перевел взгляд на окрестности ближайшие.
Храм, кажется, был куда больше, чем нам казалось поначалу. В сущности, «храмом» мы его называли по инерции вслед за неграми. Похоже, что когда-то это был настоящий город с административным центром, торговыми рядами, мастерскими, казармами: Все было каменное, обросшее мхом и кустарником — и почему-то совершенно нечеловеческое. Непонятно было, как тут люди могли жить. И непонятно было, где именно те, кто жил здесь — жили.
Годы нужны были только на то, чтобы расчистить эти постройки. И, думаю, десятки лет — чтобы докопаться до истины.
Спускаясь, я заметил на выступющем из стены выступе костяую фигурку носорога. Лежала она, зацепившись за корешки, и только поэтому не была смыта вечерним ливнем.
Кто-то был здесь совсем недавно…
Я вырвал с куском дерна прижившийся на стене кустик. Потом ножом располосовал ковер высохших и свежих корней и стеблей, поковырял земляную корку. На глубине в пол-лезвия тускло заблестело.
Сплошная плита из матово-черного, похожего на графит, камня предстала перед глазами. Даже наощупь он мне сначала показался подобным графиту: жирным.
Но клинок скользил по нему, как по стеклу, не оставляя следа. С большим трудом мне удалось отколоть кусочек.
Коломиец махал руками, предлагая пообедать.
На обед был все тот же дракон.
— Я тут подумал, — сказал он, — и вот что получилось: должны люди здесь бывать. В яме той водосток — незабитый. А должен бы. И вот еще нашел, — н протянул мне просверленый львиный коготь. — Так, может быть, нацелиться нам на то, чтобы дождаться их?
Я покрутил коготь в руках. От него исходило что-то темное, злое. Потом — показал свою находку.
— Не сомневаюсь, что есть племена, которые посещают это место, — сказал я. — Но эти штучки к культуре банту отношения не имеют. И я сомневаюсь, что мне хочется заводить новые знакомства без артиллерийской поддержки. Бог его знает, кого занесло сюда после гражданской войны: А кроме того, побывали люди здесь недавно — значит, придут нескоро.
Уже на третью ночь я понял, как ошибался.
:Каким-то чудом я успел замкнуть белую линию вокруг палатки и костра. Мела, естественно, не было, и пришлось использовать простую веревку. Коломиец, ощеломленный увиденным, крутил в руках штуцер, то заряжая его, то разряжая.
Потом — просто на земле и просто ножом я нацарапал необходимые запрещающие руны, совершенно не будучи при этом уверенным, что против местных сил они возымеют действие. И — повалился ничком, сраженный очередным акустическим ударом.
То, что выходило сейчас из леса, не поддавалось описанию — потому что у него не было ни морды, ни лап, ни хвоста — и даже размеров определенных не было.
Но двигалось создание удивительно быстро.
Изменился свет: из лилового стал розовым, с кровавым отсветом. Я так и не мог понять, от чего он исходит. Тени были зыбкие и дрожащие.
Тварь пронеслась мимо нас, обдав волной гнилостной вони. Я вдруг подумал, что это могла быть жена нашего убиенного противника, не успевшая стряхнуть с себя тину, водоросли и болотные кусты.
— Сте:паныч: — прочистил горло Коломиец. — Глянь.
Он смотрел совсем в другую сторону.
Скелет быка неспешно брел к воротам храма. Обрывки шкуры висели на нем, как пробитые шинели на колючей проволоке. Раздувшийся негр шел рядом с ним, подволакивая гнущуюся в неположенном месте ногу.
— Это что же? — продолжал он слабо. — Это я с ума сдернулся? Или кто? Z
— Молитвы знаешь? — спросил я.
— Откуда?
— А стихи?
— Ну: знаю.
— Читай, только негромко.
Он задумался, а потом начал…
— Кохайтеся, чорнобривi, та не з москалями, бо москалi — чужi люды, роблять лихо з вами. Москаль любить жартуючи, жартуючи кине…
Мертвецы — человек и бык — прошли мимо, спрыгнули с двухметрового обрывчика и деловито направились к храму. За ними повалили веселой толпой маленькие бегемотики, тоже раздутые и даже полопавшиеся. Скелет обезьяны сидел на спине одного из них, постегивая прутиком по крутым бокам.
— Кличе мати вечеряти, а донька не чуе, де жартуе з москаликом, там i заночуе.
Не двi ночi карi очi любо цiлувала, — продолжал Коломиец.
Я вдруг поймал себя на том, что и сам бормочу какой-то чудовищный текст, в котором слова воскресной молитвы переплетались с «Пьяным кораблем» Рембо.
В ситуациях, подобой этой, главное — занять голову чем-то отвлеченным, и нет разницы, что это: молитва ли, текст ли присяги, или же таблица логарифмов…
Брюс, вызывая мертвых, читал Баркова. Помогало.