Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
Грицько пришел к нему, взволнованный, месяц назад. Оказывается, чижмарский колдун Святослав Логинович, не сказавшись никому, по первоводью уплыл к потаенной деревушке Предтеченке, которую какие-то беззаконные сожгли дотла два года назад. Вернулся же колдун в большом недоумении, потому что из найденных под кузнею записных книг узнал, что собирались предтеченцы именно в нынешнем году, осенью, отправиться наконец в Беловодье, страну справедливости и счастья. Но для того им предстояло прибыть зачем-то в Москву, одолеть в сражении легионы Сатаны, а уж затем следовать на север, к великим лесам, озерам и пещерам…
Грицьку — теперь уже атаману Грицьку — понадобилось немного дней, чтобы сманить в Беловодье полтора десятка охотников, заскучавших новыми малоосмысленными временами, и с ними немалый обоз. Пока основные силы готовились (исполняя в основном приятный, но утомительный обряд «проводины»), сам атаман и барон отправились в дозор и разведку. И вот — сразу, без особых поисков, попали на место, отмеченное когтем Сатаны.
Это немедленное попадание было знаком, тайю, свидетельствующим, что пока все делалось и делается правильно — и нужно только не останавливаться, не застревать мыслью и делом на деталях и частностях, а продолжать начатое однажды движение…
Барон последние дни довольно часто видел Сатану во сне. Сатана представал в образе лоснящейся краснокожей мускулистой женщины с необъятной задницей, огромными витыми рогами на голове, мужским удом причудливой винтообразной формы, да еще стоящей на четырехпалых когтистых птичьих ногах. Барон пытался анализировать свой сон по «Чжуан-цзы» и по Фрейду, но к определенному выводу так и не пришел. Более всего смущала четырехпалость — вместо обязательной для птиц трехпалости…
Он так глубоко погрузился в размышления, что чуть было не остался заперт в квартире. В последнюю минуту, проскользнув между людьми, одетыми в одежду странно-синего, не встречающегося в природе цвета, он бегом спустился вниз — и успел придержать дверь автомобиля, в котором приехал сюда.
— Ох, простите! — воскликнула Хасановна. — Мы и забыли про вас…
Барон широко улыбнулся ей и вежливо кивнул.
— Я думаю, они просто идут по следу кадуцея, — сказал Панкратов. — Видимо, этот священник брал его в руки. Боюсь, что нынешние владельцы кадуцея подвергают себя огромной опасности. Огромной.
— Про этих псов вы говорили… тогда? — спросил Крис, не оборачиваясь.
— Во всяком случае, подобных. Антон в предпоследние годы стал… как бы сказать… избыточен.
— Из-за этого вы его и прикрыли?
— Да. Неконтролируемый рост опасен. Особенно когда речь идет о таких материях, как управление массовым сознанием…
— Интересно, а он знает, что расправа с «Шуйцей» — вашей десницы дело?
— Знает, конечно. Он просто не знает, что все предыдущее — тоже наших рук… Ну, что? Вы меня отпускаете?
— Конечно. Вы же парламентер.
— Мое предложение остается в силе. Рекомендую воспользоваться. Настоятельно. Мало того, что вы никогда не пожалеете об этом…
— Послушайте, Панкратов! — Крис наконец обернулся. — Я знаю, что у вас очень много денег. Безумно много. Я знаю, что у вас в руках огромная и изощренная власть. Но я знаю еще и то, что с вами на одном гектаре я срать не сяду. Вы меня поняли?
Панкратов коротко кивнул. Потом полез в карман. Достал малиновое кожаное портмоне.
— Возьмите вот это, — сказал он. — Как пользоваться, разберетесь. Дора научит. Потом еще поговорим. Ну, и… В общем, я хотел бы получить Ященко… хотя бы к утру. Можно мертвого. Мне все равно. Остановите вон там…
— А по частям? — мрачно спросил Коломиец.
Панкратов не ответил.
Когда секьюрити подобрали своего принципала и тяжелый серый джип резко ушел на левый поворот, подрезав встречный поток машин, Крис вдруг издал негромкий, сдержанный, но от этого не менее торжествующий вопль.
— Есть! — И лицо его обрело выражение, которого окружающие давно не видели: это был Крис, Настигающий Добычу. — Женя, гони на Чистые пруды! Ха-ха! Наверное, придется подраться, но совсем чуть-чуть…
Крис ошибся: драться не пришлось вообще.
Вход со двора, неряшливое здание, вход с вертушкой и пустой застекленной будкой вахтера, где разложены для продажи кувалда, шарнир для дивана-кровати, дверной засов, домкрат, ступа и пестик. Пустой и гулкий холл, воняет непонятно чем, соляркой? Лестница, залитая чем-то липким. Хода на второй этаж нет, дверь вообще забита накрест. На третьем — ряд одинаковых железных дверей, где продажа видеокассет оптом, кухонная мебель, обои и кафель, ремонт телевизоров и видеомагнитофонов…
Крис бежит впереди всех большими шагами и, наверное, не замечает, как сам показывает себе дорогу пальцем.
Дверь вообще без вывески.
Комнатка об одном окне, да еще разделена пополам полуперегородкой. Два молодых человека — один чем-то похож на исхудавшего Пьера Ришара в ранней юности, а второй — типичный крутоплечий качок, шеи нет, короткая стрижка и маленькие внимательные глазки, — нависают над столом, на котором разложены части какого-то устройства. Крис отстраняет их легким жестом — и они повинуются! — и проходит к окну. На подоконнике лежит потертый кейс…
Качок будто бы хочет достать что-то из-за пояса, но оседает под пристальным взглядом Коломийца. Крис, зажав кейс под мышкой, выходит… а Коломиец, воровато на него оглянувшись, быстро и коротко стукает молодых людей лбами и опускает на стулья. Обратным движением руки выдирает несколько проводов из того, что разложено на столе, сует их в карман и выходит следом. Крис отошел всего лишь шагов на пять.
На лестнице им попадается навстречу еще один качок — с картонной упаковкой пивных бутылочек в руке. Он даже (в несвойственной людям подобного типа манере) уступает дорогу и некоторое время смотрит вслед диковинной компании. Потом — идет дальше…