Посмотри в глаза чудовищ
Шрифт:
– Интересно, барон, – сказал я, – а если вам привязать к ногам колосник, горелый и ржавый, да утопить в глубоком месте – тоже воскреснете?
– Так ведь веревка-то перегниет, – сказал барон. – Рано или поздно. Топили. Не один вы такой мудрый.
– Мистер Флеминг так сердит на вас, что наверняка изыскал бы какой-нибудь способ. Рудольф, а вас бросали в расплавленный металл?
– Мистер Флеминг не станет рисковать своей карьерой, – резонно заметил барон. – За меня с него снимут шкурку, набьют чучело и будут сжигать каждый год за компанию с Гаем Фоксом…
Дверь адмиральской каюты распахнулась, как от удара, и появился М. Таким я его не видел никогда. Так мог бы выглядеть доведенный до белого каления Будда.
– Прошу вас, джентльмены, – проговорил он медленно. – Ник, я хотел бы потом поговорить с вами еще раз. Ян, а вы можете заняться своими текущими делами.
– Да, сэр, – Ян с трудом поднялся и пошел вдоль по коридору.
Филя, стоя по стойке «смирно» с автоматом на груди, проводил его глазами.
– Пожалуй, Николас, мне пора в отставку, – сказал М. – Впрочем, пойдемте, адмирал ждет.
– Он хочет поблагодарить нас за отлично проведенную операцию?
– Он охотно бы вас расстрелял, но Конгресс его не поймет… И зачем вы только приволокли сюда эту гнилушку? – М. кивнул на барона. – Теперь американцы вытянут из него, что захотят.
– Тянули некоторые, – мрачно сказал барон. – И где они все?
– Привык я к нему, – сказал я. – Сколько лет в одни бирюльки играем…
Адмирал был зол и не скрывал этого.
Вся документация по немецкой антарктической военной базе, доставшаяся союзникам, состояла из трех полуобгоревших страниц, чудом уцелевших в груде бумажного пепла. Бумажки эти больше года пролежали где-то среди малозначащих документов Нюрнбергского трибунала, пока не попались на глаза – совершенно случайно – ребятам Донована, которые сумели извлечь из них кое-что существенное. В частности, сведения о наличии таинственного супероружия и планах его применения. Под это дело и была экстренно организована экспедиция Бирда. И вот вместо желаемой и искомой базы – след применения желаемого и искомого сверхоружия: обширный – с Онежское озеро – залив в море Росса, вода в котором все еще кипит и вряд ли остынет в ближайшие несколько лет…
– Хотите, я назову этот залив вашим именем, Бонд? – спросил адмирал сквозь зубы. – По праву, так сказать, первооткрывателя?
Он явно ожидал, что я отвечу «нет», и я ответил:
– Нет, сэр. Я не настолько честолюбив.
– Отлично, – сказал он. – Тогда я назову его именем своего шурина…
– Наверное, редкая сволочь, – сказал я, повернулся и вышел.
ГЛАВА 10
Не следует складывать все яйца в одну мошонку.
Ворота закрылись за ними. В морозной темноте подземелья дыхание было громким и искаженным – как из телефонной трубки. Луч фонаря дрожал.
– Пойдем домой? – неуверенно сказал Николай Степанович.
Гусар молча потрусил вперед. Оглянулся, оскалив зубы. И Николай Степанович вдруг понял, что Гусар идет налегке.
Что-то мигнуло в сознании.
Гусар же нес на спине проглота!..
Непонятно, как это соотносилось с грубой действительностью, но из квартиры можно было взять все: пачку любимых турецких папирос «Эльмалы», их в Москве почему-то не достать, неоткупоренную бутылку «Мартеля» – и проглота, который вдруг взбесился в террариуме и без которого Гусар уходить отказался. И вот теперь Гусар шел налегке…
– Ты его оставил в усыпальнице?!
– Грр.
– С ума сошел! Он же вымахает с кита!
– Грр.
– То есть ты уже все решил, да? И все понял? Что нас покупают, что мы зачем-то нужны? И даже догадался, зачем?
– Грр.
– А ведь, с другой стороны, разрешаются миллионы проблем. Наверняка – долой болезни, долой быструю смерть, проблемы пищи, энергии – все уходит. Что они еще там могли? Создавать новые миры, отличные от старого или такие же в точности?
– Грр.
– А мы, значит, гордые… Я, знаешь, когда вздрогнул? Когда про Шолохова услышал. Ведь мне, в сущности, предложили то же самое – только не роман гениальный, а судьбу России переделать. Не меньше. Ведь знали, кому предлагать и что предлагать… Ч-черт! Ведь только правду говорил он, только правду!.. А сложилось все в такую приманку…
– Грр.
– Сами мангасы не могут дать нам свою премудрость. Не позволяет тот могучий инстинкт. Только Золотой дракон, который в сущности – что? Библиотека? Нет, больше. Средоточие премудрости, информационный снаряд… исполинский вирус… Он может делиться сведениями с кем угодно, без ограничений – потому что кто же еще, кроме Спящих, обратится к нему, запертому вместе с ними? И тогда возникает – как бы само собой, случайно, без конкретного умысла – решение: создать новых мангасов. Из людей. У них уже не будет внутреннего запрета… Тогда начинают отбирать способных к роли; потом гонят по лабиринту… Нужна тысяча лет? Какие проблемы, пожалте – личное бессмертие… И вот – финиш! И – главный приз! Должность господа бога вакантна – просим, просим!..
– Грр.
– Вот именно. И я соблазняюсь ею и начинаю творить добро. И через меня в мир потоком идут древние знания. И мы медленно и незаметно для себя начинаем превращаться в Великих Древних… Не знаю, изменимся ли мы внешне, а уж внутренне-то – всенепременно…
– Грр. Грр-грр…
Они вышли к месту перехода в румы. Девять широких полукруглого сечения колонн окружали плоский камень. Николай Степанович поставил на камень связку бутылок, две свечи и две карты. Зажег свечи. Поставил карты так, чтобы тени на нужной колонне совпали…
– Иди, – сказал он.
Гусар нырнул в тень.
Николай Степанович шагнул следом, доставая «узи», обернулся. Из тени все было видно, как через тонированное стекло. Он дал короткую очередь и во вспышках огня успел заметить, как брызнули в стороны кусочки стекла и непроницаемой тьмы…
ШЕСТОЕ ЧУВСТВО
(Париж, 1968, октябрь)
– Внутри «Роллс-Ройс» гораздо больше, чем снаружи, уверяю вас, Ник. Дорогие машины не похожи на дешевые.
– Вы правы, Билл. Потому что они стоят дороже.
Маленький буксир волок по Сене огромную баржу. На барже шла своя жизнь, совершенно отдельная от береговой. Там висело белье, бегали дети и собаки.
– Пойдемте, Билл, – сказал я. – Во-он там есть еще одно славное кафе.
Атсон устроил мне экскурсию по Парижу моей юности. Верно сказано, никогда не следует возвращаться туда, где тебе было хорошо. Мы уже побывали и на бульваре Сен-Жермен, 68, и на рю де ля Гет, 25, и на рю Бара, 1, и на рю Бонапарт, 10, и на рю Камбон, 59. Дома казались другими, и сам себе ты казался другим, и только Париж был прежним. У Мишо подавали устриц с легким белым вином, у Жако – все ту же пулярку, а старый Бриганден, конечно, давно умер, и в его заведении хозяйничал сын – тоже старый Бриганден. А может быть – внук. И тоже старый Бриганден. Один я был молодым в этом древнем городе.