Опираясь на посох, смешавшись со зрячей толпой,Красоту мирозданья, смеясь, восхваляет слепой.Вездесущего Бога его славословят уста,Но не слышат слепца – никому не нужна красота.Он, встречая зарю, поднимает лицо к небесам,Но не виден рассвет горемычным незрячим глазам.Красоту мирозданья, смеясь, восхваляет слепой,И над ним, тыча пальцем, хохочет прохожий любой.Кто он – ангел, поэт, звездочет? На кого он похож?Загляни в свое сердце – и сразу, приятель, поймешь.
Болото
Как трудно, наверно, болотуВсю жизнь оставаться болотомИ выглядеть
круглым болотомВ глазах насекомых и птиц.А впрочем, оно не рыдаетИ тащит насильно в объятьяЛюбого, и жадно глотает…А в чреве его – как в аду.Такое вот злое болото,Без сердца и без дыханья.Его ничего не волнует,Оно никуда не течет.Лишь звери ночные знают,Как молится Богу болото,Чтоб он превратил его в речку…Но хочет ли этого Бог?
Грех
Вот грех. Он будет молодымЗа сгорбленной спиной.Ты будешь лысым иль седым,А он всё тот же – твой.Стареют мысли и тела,Стареют скорбь и смех.Стареет даже смерти мгла,Но не стареет грех.Ты с ним пойдешь в незримый бойС могилой и судьбой.А он, твой грех, доныне твой,Как верный пес – с тобой.К тебе прилип он, как смола,Не смыть, не оттереть.За все позорные делаПред ним одним ответь.
«Счастье – оно как тигр или как гюрза…»
Счастье – оно как тигр или как гюрза,Оно не из воздуха сделано – из огня.Оно не смотрит мне никогда в глаза,Проходит мимо, делая вид, что не знает меня.Я забуду обиду и слезы свои утру,А оно, увидев гор небывалый свет,Говорит, приподняв на одно мгновенье чадру:«Зачем я тебе, ведь ты не герой, а поэт!А для поэта привычней печаль и боль,Счастье ему, вообще-то, и ни к чему.Звезды его восходят, когда умирает любовь:Тогда сердце его, пылая, озаряет тьму.Если я хлеб твой намажу черной икрой,Если стану виночерпием щедрым в твоей судьбе,Горы меня не простят за жест такой.Голод и жажда – вот всё, что остается тебе».
«Смерть слишком щепетильна, выбирая…»
Смерть слишком щепетильна, выбираяИз нас достойнейших – какой же прокОт недостойных?! Но за дверью раяИх ждет опять неумолимый рок.Мы сохранили звук родимой речи,Оставшись скорбно жить среди теней.Иных уж нет, а те, увы, далече.Но чем далече, тем они родней.
Муравей
Репатриант и патриарх,оплот морали,тебя заездили в стихах,зарифмовали.Но от строфы ползешь к строфе,морщиня лобик,трудолюбивый муравей,как луноходик.Когда смотрю я на людейбез задней мысли,в меня вползает муравей,щекочет мысли.В микроскопической борьбес утра до ночи,весь мир таская на себе,чего он хочет?«Чего ты хочешь, – говорю, –членистоногий?Перекури!»«Я не курю. Уйди с дороги!»
«„Лживое времечко!“ – правда сказала…»
«Лживое времечко!» – правда сказала.«В этом же правда!» – ответила ложь.Всюду, – в пустыне ли, в шуме ль вокзала, –Нам диалектику вынь да положь!
«В дни, когда птицы прощаются с летом и роща редеет…»
В дни, когда птицы прощаются с летом и роща редеет,Припоминая птенцов желторотых в покинутых гнездах,В сердце гнездится печаль и душа сиротеет,И наполняется болью пронзительной воздух.Осень идет, одевая меня, а поля раздевая,И по земле расстилается плачем косяк журавлиный.Осень, – рдяная, растерянная, дождевая, –Слишком насмешлив твой путь одинокий и длинный.Плоть мою ветви простуженные не согреют,Дух мой скорбит, как башка Иоанна на блюде.Гнезда, что брошены, так же, как люди, стареют,Сакли, что брошены, так же стареют, как люди.Вижу, как падают в море уставшие птицы,Слышу их крик заблудившийся и нелюдимый:«Коль умирать, так уж там, где случилось родиться,Если уж строить гнездо, то в отчизне родимой!»
Вечернее раздумье
Опять беззастенчивый ветерлистает страницы полей,и солнце закатное светити прячется средь тополей.И в каждую клеточку сердца,народною песней звеня,сквозь сумрак осенний и серыйотечество входит в меня.И эти заросшие сакли,и новые эти дома –всё то, чему предан до каплинадежды, души и ума.Земля без войны и без крови!Твои узнавая черты,не ведаю радости, кромецветущей твоей красоты.О, Родина! Слышишь ли голос?..Я твой, и ты тоже моя!Пусть жизни стремительный колоспробьется из недр бытия.И если уж смерть его скосит,то только на этой стерне,чтоб тихая теплая осень,как мать, прислонилась ко мне.Поверь мне, что это не гордость,а просто сыновья тоска –в раздумии, в счастье и в гореостаться с тобой на века.
«То не слово по слову тоскует…»
То не слово по слову тоскует,И не буква по букве скучает.То аварцы аварскую песнюНа родном языке величают.В небе солнце высокое светит,И орлы над горами летают.А в сердцах у суровых аварцевЗолотые цветы расцветают.
Разговор
– Куда летишь-спешишь, речонка горная?– Лечу-спешу я к морю, к морю рвусь.И больше никогда, девчонка гордая,Я в эти наши горы не вернусь!– Куда летишь-спешишь ты, житель города,Всё повидавший на своем пути?– Спешу я к морю, чтобы нашу гордую,Единственную реченьку найти.
Если смогу
Если смогу, разбужу свою родинуи разожгу на вершинах кострытам, где аул мой, как смуглая родинка,смутно чернеет на склоне горы.Пусть оживут во мне тысячелетияс вечной любовью и вечной враждой.Но и за шаг до мгновенья последнегоя не расстанусь с родимой землей –той, что дала мне и имя, и отчество,той, что вскормила меня молокомдревних преданий и строгого зодчества,объединившего крепость и дом.Там на суровых надгробиях прадедовне потускнела арабская вязь,там еще между землею и правдоюне прекратилась надежная связь.Пусть она тоньше с годами становится,пусть не пандур, а транзистор в рукев летнюю полночь под старой шелковицейна иностранном гремит языке,пусть обмелела река полноводнаяи не выходит уж из берегов,пусть годекан вечерами свободнымине собирает седых стариков…Лишь об одном я тревожусь и сетуюв круговороте побед и невзгод –не растеряй свое доброе сердце ты,маленький мой и великий народ!И сбереги меня от одиночества,и не позволь раствориться во мгле,ты, подаривший мне имя и отчествона бескорыстной, как мама, земле.
«Кто это с неба столкнул звезду?..»
Кто это с неба столкнул звезду?Если звезда в беде,Я непременно ее найду,Имя верну звезде…Горная в небе стоит гряда.Звездный струится свет.Имя – судьба! А судьба – звезда!Звезд безымянных – нет.
«Я никогда не делал людям зла…»
Я никогда не делал людям зла,И пусть меня встречали с кулаками –Не раз, не два! – играя желваками,Я думал: жизнь страшна, но весела.Я никого еще не предавал.Зато меня, бывало, предавалиТак ласково, как будто продавалиЗа грош в зиндан или в сырой подвал.Я грешен, да. И, может, выше горМои грехи… В мечтаниях напрасныхЯ жил. Но я прощал врагов опасных,Пусть это мне не ставится в укор.И вот теперь, земную жизнь пройдяДо середины, я не очутилсяВ том сумрачном лесу, но нарядилсяВ свои стихи и тихий шум дождя.