Посох Времени
Шрифт:
— Имя дорослое, — не дал исполненному гордости отцу расписать достоинства всего своего потомства Любояр, — значит, обряд именаречения прошёл. Мудрость твёрдого слова Предков усвоил и ведаешь, что каждый муж расов вперёд всего должон уметь защищать вотчины свои и соседей раских от ворогов. Иначе просто не получил бы имени дорослого мужа. Как с мечом-то управляешься, — спросил Пояс у зардевшего от его слов молодца, — сносно?
— Да он…, — вступился, было, за сына Дарьян, но штоурмвой Капища Свентовита бесцеремонно прикрыл ему рукой рот и с угрозой шикнул, — сказано же было – шёпотом, и я не сват, чтобы через отца разговаривать. У него спрашиваю, ты-то чего мешаешься?
Та-а-ак как, паря. Мне нужно ведать, кто в самый худой час станет со мной рядом. Пойми, мне требуется слово твёрдое, чтобы знать, помощи от вас ждать или напротив, оберегать.
— Я, — совсем раскраснелся Вышата и зашептал совсем тихо, — ежели по чести, больше с молотом. Ковали мы, не можем, как витязи Ордена.
— Я уж понял, — улыбнулся Любояр, — а ты, отче? Ходил ли на кого? Отбивался?
Дарьян выглядел оскорблённым. Делая вид, что отлежал бока на камне, он недовольно сморщился, но всё же взял себя в руки и ответил сквозь зубы:
— Ты уж…, совсем нас, витязь, за смердов держишь. За свои без малого шесть десятков лет, я только в облоге тут отбивался от жёлтых с полтора десятка раз. И сыновья не одну ложку в руках держать могут, тут уж мне верь. А что не рубимся с двух рук, да волшбы боевой не ведаем, то что с нас взять? Зато умеем любую зазубринку с кожного из твоих мечей снять. Да и то, от чего не держит металл, пускает, зубрится, тоже для нас не секрет.
— Охо-хо, — игриво вскинул брови Пояс, — где это ты видел на наших мечах зазубринки? Ты уж не перегибай…
— А кто начал-то…? — повалил на витязя, оскорблённый сельчанин.
— О! — привычно веселился храмовник, да по камню прихлопывал и вдруг! Оказался за спиной Дарьяна.
Как?! Ведь даже не поднимался! Все трое лежали брёвнами да перебрёхивались, а тут …пропал храмовник с глаз долой, а через миг его голос очутился сзади. Дарьян повернулся на звук, а витязь стукнул их головами с сыном и враз снова на месте очутился, будто и не было ничего. — Теперь всё будешь на меня валить, — продолжал он, как ни в чём не бывало, — и вдруг снова пропал.
Сельчане посмотрели друг на друга, да только веждами хлопали. А вот и он, уж за Вышатой нарисовался, будто прикатился от края площадки.
— Что? — Продолжал он не к месту балагурить. — Чудно, правда? Не пужайтесь. Надобно было посмотреть, сработает ли отвод. Не хотелось башку под стрелы высовывать, ждут ведь меня, эти черти желтомордые.
— Чёй-та? — затряс бородой Дарьян. — Никак морочишь нас?
— Морочу, — не стал отпираться храмовник, — но это малый морок, да и снял я его уже. Вам он не к месту. Эх, — вздохнул он тихо, — други мои, покатался я по камню и…, должон вам сказать: лезут уж аримы на вышку-то.
Семеро всего, — уточнил он, глядя на то, как сжались в страхе общинники, намереваясь подниматься и дать бой. — Но вы, робяты, пока не высовывайтесь. — Привычно вернул их на камень витязь. — Как станет совсем худо, тогда пособите, а пока лежите плошмя и даже головы не поднимайте до поры. Так будет лучше. Троих я обморочу, как только к верху доберутся. А четверых порешу, не поднимаясь. Как свалятся эти, с заходней стены и полуночной полезут другие. С десяток с каждой стороны дожидается, за ветками точно не видно сколько их. А уж как эти поднимутся…
— Тогда мы? — не удержался Вышата, боясь, что витязь напрочь забыл про тех семерых, что вот-вот выберутся к ним на вышку.
— Неа, — снова запросто улыбнулся храмовник, обнажая малый меч, — уж после них попрут жёлтые не шутя, но и тогда, братцы, говорю вам как родным, коли жизнь вам дорога, лежите, как и прежде на камне. Кто поднимется – порешу. Лежащих я вас не трону в боевой пляске. Ежели какой жёлтый падёт недобитым – того дорезайте смело, но не понимаясь. Вот этим вы мне и подсобите…
— Это и всё, что нам? Дак, а мы-то когда? — развёл руками Дарьян.
— Вы-то? — зачерпнув ладонью снег, и омыв им лицо, задумчиво ответил Любояр. — Может так статься, что сегодня к вечеру да и то, в селе, и ежели будете делать всё, как я велю. Ослушаетесь, тогда уж и вовсе не придётся. Вот оно как, общиннички – друзья мои – побратимы. Ну, я пополз морочить. А, да, — вспомнил храмовник, будто точно знал, когда аримы взберутся на вышку, а может и просто видел их сквозь камень, кто его знает? — слушайте и внимайте что будет дале. В скором времени я буду биться с жёлтыми здесь, страшно буду биться, но они не ведают, что я не один, потому, как только я увижу, что дело плохо, спрыгну вниз…
— Расшибёшься ведь…, — не удержался Дарьян.
— Вот же…, сказано – внимай. Время дорого, — добавил он с укоризной. — Спрыгну и уведу за собой выродков этих. Раз они про вас не ведают, то что им тут дале делать-то? Уйдут за мной. А после того и вы, погодите малёк, и потом полуночным склоном спускайтесь. Идите вдоль реки, берегом, под обрыв, и к селу. Жёлтые туда не сунутся. Обзор от Капища больно хороший, там наши их сразу заметят. Глядишь, свидимся ешшо. Всё…
Храмовник кувыркнулся к краю площадки и затих. Рубец вышки «ожил», зашевелился. Из-за него, будто вглядываясь в туман, поочерёдно встали три арима. В меховых, грубо сшитых накидках, мехом наружу, с обнажёнными мечами. Вышата и Дарьян вжались в камень, но жёлтые, заложив крутой вираж, глядя на общинников но, не видя их, прошли мимо и как зачарованные поочерёдно шагнули за край. Шагали уверенно, будто там мост или уступ. Шагали…, и безмолвными камнями падали вниз.
Дивно было смотреть на это, но дивно-то не токмо общинникам. Взбирающиеся следом за первыми тремя аримы, как видно, тоже не поняли как это их сородичи, ступая им на головы, будто на камни, сами по себе добровольно шагнули в бездну? Каждый из четверых оставшихся полюбопытствовал, выглядывая поверх края, и каждый получил короткий укол малого меча Любояра прямо в кадык.
Общинники переглянулись. Всё выходило именно так, как говорил храмовник, а значит, и далее следовало делать то, что он советовал.