Посол без верительных грамот (сборник)
Шрифт:
Рой не любил книг: это был несовершенный способ передачи информации – медлительный, с малым коэффициентом полезного действия. Он бросил скучающий взгляд и устроился как мог в неудобном постоянном кресле. Зато Генрих обошел стеллажи, вглядывался в корешки, некоторые книги вынимал.
В библиотеке Джексона была одна принадлежность, роднившая его архаическое обиталище с современными жилыми помещениями: между стеллажами втеснился стереоэкран. Рой вспомнил, что во времена Джексона стереоэкраны только входили в быт и с ними еще конкурировало кино, а Джексону в признательность за снотворческое мастерство поставили лучшую из тогдашних стереомоделей. В сравнении с теперешними эта диковина, поражавшая воображение современников, казалась убогой. Рой скользнул по экрану взглядом. Генриха тоже не заинтересовал дедушка нынешних стереоэкранов, он лишь задержался у рукоятей управления, одну из них, чему-то усмехнувшись, осмотрел.
В углу комнаты стояло странное сооружение, и на него засмотрелся Рой. Это был лакированный цилиндр в рост человека, с проводами и сигнальными приборами. Небольшой барьерчик отгораживал аппарат от комнаты.
Рой кивнул Генриху на цилиндр с проводами.
– Забавное сооружение! Для чего оно могло служить?
– Ты говоришь о высоковольтном аппарате? Олли пользовалась им для подзарядки. – Генрих говорил так уверенно, словно годы работал с аппаратом. Он с такой же уверенностью властно потребовал от робота подтверждения: – Два раза в день, так? Утром и вечером?
– Утром, – ответил робот. – Хозяин в это время уходил поесть.
– Естественно. Воздух слишком ионизировался, к тому же возможность разряда… Напряжение регулировал ты?
– Потом и Олли научилась.
– Она говорила тебе, когда выключать аппарат?
– Я знал и без нее. Мне объяснил хозяин.
– Но она разговаривала с тобой?
– Очень мало.
– А сидела она чаще всего здесь?
– Да, здесь.
– Твой хозяин беседовать с ней приходил сюда?
– Чаще сюда, иногда в гостиной. Я не понимаю…
– Это неважно, понимаешь ты или не понимаешь. Спрашивать буду я, ты – отвечать. Так ты говоришь, Олли любила читать? Какие же книги она читала?
– По астрономии и физике, еще – по биологии и по… – Единственный глаз робота вдруг налился малиновой яростью. Он прохрипел с угрозой: – Вы
– недруги. Я не говорил, что Олли любила читать, вы сами… Вы сделаете Олли зло. Вам нужно уйти.
Генрих засмеялся и похлопал старого робота по плечу. Теперь Генрих говорил своим обычным голосом:
– Не сердись, милый. Мы знаем, что Джексон запретил тебе говорить об Олли. И мы не хотим ей делать зло, даже мертвой. Поверь, я отношусь к ней с не меньшим уважением, чем он.
– Вам нужно уйти, – повторил робот хрипло. Голосовые контакты опять отказали, и он уже не старался их продуть. – Вы заставили меня нарушить запрет хозяина.
Не сделав и трех шагов к двери, Генрих опять остановился. В узком промежутке между двумя стеллажами висела фотография – хозяин квартиры со своей обезьянкой. Джексон на снимке стоял у окна. Это был человек среднего роста, он соответствовал своему голосу – улыбающееся лицо, веселые глаза. На его плече лежала рука обезьянки – перед ней-то и замер Генрих. Олли не доставала Джексону и до плеча и очень напоминала шимпанзенка – длиннорукая, рыжеволосая, широкомордая, со ртом до ушей, с синими губами, выпирающими челюстями…
Но была одна странность в ее облике. Всякому, кто внимательно вглядывался в фотографию, просто нельзя было не заметить печали на мордочке Олли: пронзительно умными, бесконечно скорбными глазами всматривалась обезьянка в остановившихся перед нею людей.
Генрих снова повернулся к роботу.
– Друг мой! Старина! Не сомневаюсь, что Джексон запрещал тебе записывать голос Олли, но если хоть звук ее речи сохранился, хоть один звук!..
Ответ робота донесся словно из-за десяти дверей:
– Если вы знаете, что хозяин запрещал мне сохранять голос Олли, то должны также знать, что я ежедневно стирал с пленок все, что случайно она запечатлевала на них…
6
На улице Рой с улыбкой посмотрел на брата:
– Не мытьем так катаньем ты приобщаешь меня к анализу сновидений. Согласись все же, что прямого отношения к терзающим меня загадкам жизнь Джексона Петрова не имеет.
– Самое прямое, – убежденно ответил Генрих. – После вторичного посещения музея я в этом уверен. Послушай доказательства…
– Если ты о том, что Олли не имеет ничего общего с шимпанзенком Нелли и вовсе не обезьянка, а великолепно исполненный робот с электрическим питанием, так не стоит трудиться.
– Разве я давал тебе повод считать меня глупцом, Рой? Что между Нелли и Олли нет ничего общего, не требует доказательств.
– Тогда что же ты хотел сообщить?
– Ты узнал бы об этом две минуты назад, если бы не перебивал. Помнишь, в какой катушке напечатано бредовое эссе «Обезьяны в космосе»?
– Помню. Четырнадцатая катушка.
– А чем она отличается от других?
– Она последняя. По словам Артемьева, она завершает полное собрание сновидений Джексона Петрова.
– Вот тут ты ошибаешься. Четырнадцатая катушка – дополнительная к собранию, а не просто последняя. В ней посмертно собраны все ранние вещи Джексона, которые он не хотел вносить в свои сборники, считая художественно слабыми.
– Ты хочешь сказать, что сновидение «Обезьяны в космосе» – из ранних произведений Джексона?
– Я хочу сказать, что это было первое сновидение Джексона, передававшееся в эфир. Именно с «Обезьян в космосе» начался этот странный вид искусства.
Рой даже остановился от удивления.
– Генрих, ты и не подозреваешь, как это важно!
– Может быть, все-таки подозреваю? – Генрих потянул брата за руку. – Терпеть не могу, когда ты ни с того ни с сего каменеешь на ходу.
– Куда мы идем?
– Ты не догадываешься?
– В Музей космоса, наверно?
– Куда же еще?
7
В огромных залах Музея космоса всегда было полно посетителей. На стенде экспедиции «Цефея» цветные фотографии показывали экипаж галактического корабля. На одной была изображена и Нелли рядом с командиром Сергеевым и штурманом Борном.