Посол без верительных грамот (сборник)
Шрифт:
Рой сперва вяло удивился тишине – низовой ветер на этот день, видимо, разрешен не был, ни один листочек на липах и кленах не подрагивал, даже всегда беспокойные тополя не шелестели листвой, и густая трава на газонах высилась надменно, – потом с удовлетворением подумал, что человечество, все дальше погружаясь в недра, все выше забираясь в воздух, оставило наконец поверхность если и не в покое, то для покоя. Сегодня первый день бабьего лета, вспомнил Рой. Инженеры Управления Земной Оси хорошо разбирались в значениях древних слов; они и оттенки давно изжившего себя словаря педантично переводили на язык современных метеорологических понятий – вдохновенно переводили, поправил он себя с удивлением: до него вдруг дошла прелесть дня.
Солнце выбралось за край высотного корпуса гостиничного городка, оно шествовало по опускающейся небесной кривой – жаркое, томное, упоенное собой. Утром шел дождь; дождь всегда начинал этот знаменательный день, первый день бабьего лета. Бабье лето начиналось со свежести, свежесть лишь к полудню превращалась в жаркое дыхание, а сейчас уже шло к вечеру. Могучие соки земли струились в жилах трав и деревьев, исторгались наружу пьянящими ароматами. Рой вдыхал, как пил, дурманящий дух земли. Это было воистину бабье лето – пора созревания плодов. Он закрыл глаза, голова немного кружилась, мысли путались, уже не было мыслей, было отрешение от дел, разрешение от забот, то облегчение от тягот, с какого начинается истинный покой, – ощущение завершенности.
– Хорошо, ах, до чего же хорошо! – пробормотал он.
И когда слово «хорошо» дошло до сознания, и больно укололо своей несвоевременностью, и напомнило, что до хорошего далеко, ничего нет пока хорошего, кроме вот этого великолепного дня, созданного не столько вольной прихотью природы, сколько запланированным старанием метеорологов, он, повысив голос, упрямо повторил себе, как заклинание:
– Хорошо, просто невозможно как хорошо!
2
Генрих переходил от стенда к стенду, от прибора к прибору, до каждого с наслаждением дотрагивался, с нежностью провел рукой по схеме переключений, дружески похлопал по щиту с командными аппаратами, Остановившись в углу, он обвел растроганными глазами лабораторию.
– Здорово же ты изголодался по работе, – заметил Рой.
Генрих присел около брата.
– Ужасно, Рой! Я ведь уже потерял веру, что возвращусь к нормальной жизни.
– Медики не считали тебя безнадежным ни на Марсе, ни на Земле.
– Я сам считал себя безнадежным. Чем ты нагрузишь меня? Чем вы сейчас занимаетесь?
– Легче сказать, чем мы не занимаемся! Лаборатория особых космических проблем, а под особыми все больше понимаются несчастья в космосе… Что до меня с Арманом, то мы заняты тобой. Отчего ты чуть не погиб?..
– И для чего выздоровел, да? – Генрих нахмурился. – Вряд ли по этой проблеме я буду тебе хорошим помощником. Древние говорили, что познать самого себя – самая трудная штука.
– Они же говорили, что самопознание – предпосылка всякого иного знания. Впрочем, ни минуты не сомневался, что выберешь тему сам, и обязательно не ту, какую тебе порекомендуют.
Генрих засмеялся. У него и раньше были обычны быстрые переходы от дурного настроения к веселью и от веселья к хмурости. После болезни внезапная смена настроений стала резче. Обдумывая, как держаться с братом, Рой предписал себе подтрунивать, но не противоречить.
Не встречая отпора, Генрих легко «перегорал», эта черта в нем сохранилась.
– Но если деятельно участвовать в расследовании мне непосильно, то интересоваться им буду, – предупредил Генрих.
– Это не противопоказано, – согласился Рой.
– В этой связи у меня много вопросов к тебе.
– Задавай их.
– Доказано ли, что Спенсер и Гаррисон – одно лицо?
– Доказано, что их нельзя различить физически.
– Как-то они все-таки различаются?
– Биографически. Анкетно, как говорили наши предки.
– А как понимать физическое тождество?
– Буквально. Совершенные близнецы, хотя и от разных родителей. Высокомудрая МУМ едва не впала в электронное безумие при обработке их данных, на третьем запросе она уже путала их.
Генрих, помолчав немного, заговорил опять:
– Зачем Спенсер летел на Марс? Ты объяснял, но я забыл.
– Изучить энергию марсианской растительности. Физики считали тему важной.
– А его двойник? Они не были знакомы? Разумеется, если не исходить из посылки, что оба – одно существо.
– Они сейчас лежат рядышком, повергая студентов-медиков в трепет своим сходством. Наличие двух тел доказывает, что существа они разные.
– Что значит предсмертная записка Гаррисона?
– Этого никто не знает.
– Это может знать Андрей, записка адресована ему.
– Он и понятия не имеет, что подразумевал Гаррисон.
Генрих опять помолчал, размышляя.
– Доказана ли сверхсветовая скорость команд Марса?
Рой пожал плечами.
– Я бы сказал осторожней: не доказано, что сигналы распространялись со скоростью света. Мгновенность передачи остается пока единственным объяснением загадки.
– Но это противоречит законам мироздания, Рой.
– Да, известным… Напомню тебе, что сама авария тоже не может быть объяснена действием известных нам законов.
– Мгновенность передачи возвращает нас к работам Андрея. Ты считаешь их обоснованными?
– Не мне судить о таких проблемах. Общее же мнение таково: уловлена передача, но позывные ли это иной цивилизации или результат природного процесса, случайно приводящего к повторению арифметических азов, неведомо. Мысль, что прием идет при помощи сверхсветового агента, пока не больше чем блестящая гипотеза. Андрей подготавливает решающий опыт. Он приглашает нас познакомиться с его аппаратурой. Ты пойдешь?