Посредник
Шрифт:
— Если б ты знал, Лисинно, как я рада: целую неделю вместе будем кататься на лыжах, а кругом — только снег.
Салинас, осторожно ехавший в тумане, сквозь который время от времени проступали изображения раковин, драконов и других вывесок нефтяных компаний у бензозаправочных станций, тоже мечтал о снеге.
Миновав город Салон, они включили музыку. Салинасу нравились немногие записи, но те, что были ему по душе, он готов был слушать несколько раз подряд.
Теперь, оставив позади Прованс и въезжая на Голубой берег, Салинас беспрерывно ставил одни и те же песни Джино Паоли: «Шестьдесят семь слов о любви», «Синьору Джордано», «Мадам Малинкониа»... Время от времени он, словно дирижер, сопровождал мелодию взмахами левой руки. Ана, глядя на него искоса, усмехалась, то и дело поправляя вьющиеся светлые волосы.
Возбужденная приближением к фешенебельному горнолыжному курорту, Ана не могла сдержать желание поговорить.
— Обратил внимание,
— Да, эти парни здорово рискуют свернуть шею,— процедил Салинас, не отрывая взгляда от шоссе. Лыжники, возвращавшиеся из Изолы-2000 после уик-энда, на снежных трассах вели машины так, словно выступали на соревнованиях по слалому, совершенно забыв про опасность спуска по шоссе, покрытому тонкой коркой льда.
— Хорошо еще шины у нас шипованные — снега не боятся, — еле слышно пробормотал Салинас.
— Послушай... Ты очень устал?.. Может, не будем ужинать — только перекусим? — предложила Ана.
— Да, пожалуй, — засмеялся Салинас, вдруг почувствовав, как с него сходит напряжение. — Хотя нет, лучше как следует поужинать, по-королевски.
Салинас устал от света фар множества машин, спускавшихся навстречу нескончаемой чередой. К тому же пошел снег, и видимость ухудшилась.
Ана и Салинас различили наконец впереди россыпь модерновых зданий Изолы-2000, соединенных длинными стеклянными переходами.
— Теперь мы поставим машину на стоянку и на целую неделю забудем о ней, — воскликнул Салинас.
Они припарковали автомобиль на втором этаже подземного гаража, на лифте поднялись в холл, и, уладив все дела в офисе по приему гостей, направились в свой номер. Шли они по лабиринту застекленных и хорошо отапливаемых коридоров, в которых расположились многочисленные маленькие киоски, где продавали газеты и журналы, спортивные товары и сладости, тут же работали кафетерии. Такие переходы соединяли воедино несколько отелей и основное здание, в котором находились кинозал и ночной ресторан...
Войдя в номер — это собственно, была крошечная квартирка, — Ана обняла Салинаса.
— Как бы хорошо было жить с тобой вместе!
— Вот этим мы и будем заниматься всю следующую неделю, — уклончиво ответил адвокат, глядя на девушку поверх очков.
— Да нет... Ты же знаешь, что я имею в виду, — повторила кокетливо Ана.
— Тебе со мной скоро бы наскучило. Поэтому я и стараюсь, чтобы такого не произошло, — ответил Салинас лукаво. Ему трудно было бы ответить всерьез. Ана действительно вполне могла стать для него чем-то большим, нежели подружкой на время, с которой приятно бывать на людях. Но природная черта все точно раскладывать по полочкам сказывалась во всем — и в покупках, и при вложении денег в то или иное дело. и в принятии рискованных решений, — распространялось это и на людей. Потому Ана была для него всего-навсего девушкой, танцевавшей в мюзик-холле... и точка.
— Да, конечно, — сказала она, слегка поджав губы.
— Ладно! Давай принесем лыжи и сумки, бросим здесь и... ужинать! Согласна?
— Согласна, — ответила девушка и, переменив тему, показала на большую стеклянную дверь. — Смотри, прямо отсюда мы можем выходить на трассу, надел лыжи и катись к подъемникам.
— Вот это комфорт! — воскликнул Салинас.
Не спеша они пошли в ресторан. Они отлично смотрелись вместе. С пышными светлыми волосами, с грациозной походкой Ана являла незаурядный тип девушки, — про таких почтенные матроны говорят, что «слишком простенькая», а мужчины определяют как «в большом порядке». Салинас слегка смахивал на актера из Голливуда, которому уже исполнилось сорок. Его прямой нос венчала роговая оправа очков, плотно сидевших на переносице. Черные глаза и кожа оливкового цвета выдавали его средиземноморское происхождение.
Обоим была свойственна та независимость в движениях и манере говорить, которая резко отличает мужчин и женщин, не связанных брачными узами.
Вик
Хуан Сала возвращался домой с Теной, автоматически крутя руль машины и не говоря ни слова. Он был в полной прострации. Ему хотелось сосредоточиться на том, как разрешить обрушившуюся на него, словно кошмар, проблему. Но это никак не удавалось — в памяти все время воскресали картины прожитой жизни. Так как выхода из создавшегося положения он пока не видел, ему непроизвольно вспоминалась история его успешной карьеры, это действовало сейчас как успокаивающее средство. Родители его владели продуктовой лавчонкой-развалюхой в Сант-Кирзе-де-Безора; мать была преисполнена неудержимого восхищения перед пышностью епископского дворца в Вике, ставшего для нее символом самых недостижимых добродетелей; особенно привлекали ее возможности заниматься благотворительной деятельностью, которыми располагали хозяева крупных состояний, нажитых на здешней благодатной земле. В такой среде и вырос молодой Сала. За те нескончаемые часы, что он проводил за прилавком отцовской лавочки, он выпестовал в своей душе два единственных идеала, достойных служения: деньги и высокое положение в Вике. С другой стороны, он во всем зависел от матери. Все его вкусы формировались под воздействием двух женщин — матери и сестры; даже когда они погружались в свою бесконечную болтовню, обсуждая призрачные планы на будущее, они держали его возле себя. Сестра Салы очень молоденькой вышла замуж за наследника семьи среднего достатка — у него было довольно много земли, но земли неполивной, а потому денег у него водилось мало, и имущества почти никакого не было. Дом нового родственника находился в нескольких километрах, и сестра каждый день приходила к родителям за покупками и посмотреть, как идут дела в родном доме. Сала, который был на восемь лет младше сестры, точно определил, насколько выше ему хочется подняться по социальной лестнице, чем это удалось ей: ведь сестра, выйдя замуж, стала жить не намного лучше. Слушая нескончаемые разговоры обеих женщин, он понял, что крестьянствовать, и тем более на земле без полива — не особенно выгодное дело, хотя в голодные годы после гражданской войны это занятие давало большие возможности для обогащения любому, кто был способен возить продукты на рынок. Постепенно в душе Салы крепла решимость посвятить себя торговле. Он не хотел ломать хребет, как его бедолага шурин, который от зари до зари гнул спину, чтобы потом получить за свой картофель гроши от какого-нибудь оптовика. Но не собирался он и торговать на манер родителей, предлагавших ничтожное количество продуктов и товаров в крохотной лавочке. Нет, он займется торговлей по-крупному, будет закупать продукты тоннами, а затем распределять их среди мелких торговцев для розничной продажи. И действительно Сала быстро приобрел славу очень способного и честолюбивого коммерсанта, что обеспечило ему кредит поставщиков — как фабрикантов, так и земледельцев. Его неудержимый взлет начался с крошечного капитала. Каждую новую сделку, каждое свое решение он тщательно обсуждал с матерью. Зачастую при этом присутствовала и старшая сестра, дававшая советы. Что касается отца, то он долгим и однообразным разговорам сына с женской половиной семьи предпочитал милую болтовню в кафе, а также игру в карты, завораживавшую его и доставлявшую огромное наслаждение.
Несколько лет Сала упорно и настойчиво ухаживал за Монтсе Фликс — единственной наследницей одной из самых богатых семей в Вике. В круг таких богачей ему удалось войти благодаря ловкому ходу: иногда, если представлялась возможность, он платил семье Фликс чуть больше при закупке овощей, которые выращивались на ее обширных и многочисленных владениях, приобретавшихся на протяжении нескольких поколений. Именно так Сале удалось постепенно сблизиться с будущей супругой. Каждый раз, навещая сеньора Фликса, он преподносил девушке экзотичные подарки: к примеру, нейлоновые чулки и духи «Шанель» — подобные презенты очень ценились в те послевоенные времена, особенно в провинции, и весьма впечатляли в том кругу, где вращалась его невеста. Все стали симпатизировать юноше, который, по мнению Монтсе, проявлял недюжинные способности к коммерции, раз уж был способен преподносить такие поистине королевские дары.
Как-то, посоветовавшись с матерью. Сала придумал особенно хитроумный ход. Он решил пойти к будущему свекру и предложить сделку, превышающую его возможности: купить у Фликса для своих складов гораздо больше продуктов, чем Фликсы получали на всех своих землях. Таким образом отец Монтсе поймет, что у Салы дело поставлено с размахом и с лихвой перекрывает весьма немалый объем продукции, получаемой на хваленых землях семейства Фликс. Представив такого рода «визитную карточку», Сала займет серьезные позиции и тогда уж попросит у сеньора Фликса руки его дочери. После этого он сможет заняться претворением в жизнь своих величественных замыслов о финансовом могуществе, так как земли Фликсов исключительно плодородны, их каждое утро увлажняют туманы Вика, и расположены они на равнине, вблизи от главного шоссе.
Практически Сала повторил ту же брачную сделку, что ранее совершила его сестра, но с той существенной разницей, что владения Монтсе Фликс находились в плодородной долине и давали высокие урожаи, в то время как земли его шурина находились в предгорье и обеспечивали скудный доход. Короче говоря, у будущей жены Салы было больше благ, чем у мужа его сестры, и Сала сумел оценить их по достоинству, как настоящий знаток.
Женившись, Сала принялся, словно одержимый, округлять доставшееся ему богатство. Желая расширить дело, он постоянно находился в разъездах, старался приглядеть территории, подлежащие завоеванию. Монтсе ездила вместе с супругом лишь в самых неотложных случаях, но не пропускала ни единой возможности побыть в Барселоне, где усердно ходила в кино, в театры, встречалась со своими подругами по колледжу. Из года в год она создавала собственное окружение, все больше отдаляясь от той среды, из которой вышли ее родители и Сала.