Посредник
Шрифт:
Через час, к концу игры, Салинас проигрался в пух и прах.
Чтобы отметить с достоинством свою победу, Ана достала из чемодана небольшой стереофонический магнитофон. Поставив кассету с джазовой музыкой в нью-орлеанском стиле, она погасила весь свет, кроме маленькой крошечной лампы.
Рядом с ней Салинас обостренно чувствовал полноту жизни. И когда им выпадала возможность побыть вдвоем, как сейчас, он задавал себе вопрос: а если бы они жили вместе, как долго смогло бы продлиться такое существование?
Ана принадлежала к состоятельной барселонской семье, которая как и многие другие, разорилась после 1973 года, когда разразился энергетический
Познакомилась Ана с Салинасом в «Красном льве», куда адвокат как-то попал во время конгресса, устроенного транснациональной корпорацией по производству фармацевтических продуктов, консультантом административного совета по юридическим вопросам которой он тогда был. С тех пор они постоянно встречались и привязались друг к другу, хотя причины такой привязанности объяснить было бы нелегко.
Барселона
В аэропорту Прат, как обычно по понедельникам, царило оживление. Пассажиры, постоянно летавшие самолетами «воздушного моста» Барселона — Мадрид, шли на посадку или спускались по трапам только что прилетевших авиалайнеров. Многие практически каждую неделю в этот день уезжали в Мадрид, а потом возвращались на выходные дни, чтобы побыть с семьей.
Лафонн сообщил, что прилетит на частном самолете «мистэр» в десять часов. Сжигаемый нетерпением, Сала раньше времени, в двадцать минут десятого, приехал в аэропорт. Купив номер «Ла Вангуардиа» и усевшись в кафетерии аэровокзала, посредник пил кофе с молоком и листал газету, то и дело приветствуя знакомых.
Те из них, кто работал на предприятиях, зависевших от Салы или же принадлежавших ему, подобострастно подходили, подыскивали подходящие случаю льстивые слова. Старания их были понятны: посредник обладал такой реальной властью, что способен был привести к разорению не одно предприятие, всего лишь прекратив у него закупку продукции.
Дурное настроение Салы особенно давало себя знать с того момента, как он точно подсчитал, сколько потеряет, если не решит проблему с исчезнувшим маслом. Сама мысль о возможности потерять место под солнцем, которое он завоевал, начав с нуля и не имея образования, была для Салы невыносимой.
В десять он прошел в зал, куда выходили пассажиры международных рейсов. В четверть одиннадцатого появился Лафонн. У бельгийца была весьма аристократическая внешность. Высокий, со светло-каштановыми, аккуратно зачесанными на пробор волосами, он всем своим обликом, и особенно орлиным носом, походил на генерала де Голля. Бельгиец был в элегантном шерстяном пальто кремового цвета, вид у него был явно озабоченный.
Они сели в автомобиль Салы и стремительно поехали в сторону Вика. В пути Лафонн проявил горячий интерес к мельчайшим подробностям загадочной пропажи.
— Как же это у вас ухитрились выкрасть оливкового масла на целый миллиард песет? — спросил он надменным голосом.
— Представления не имею, — вздохнул Сала, совсем пав духом.
— И что вы собираетесь делать, Сала?
— Для начала поговорить с вами, мсье Лафонн, — ответил посредник, уязвленный тоном собеседника и подчеркивая слово «мсье».
— Ну так что же. Поговорим!
— Послушайте, Лафонн, я хочу напомнить, что продал вам десять процентов своего дела, чтобы, если доведется попасть в трудное положение, получить от вас компетентную помощь.
— Вы хотите сказать, что перелагаете на меня ответственность за случившееся, не так ли? — процедил бельгиец, выставив вперед ладони, словно ограждая себя от Салы.
— Ладно, ладно... Давайте сохранять спокойствие. Не будем раздражаться... Иначе, если мы потеряем контроль над нервами, то ничего не уладим, — воскликнул С ала.
Стараясь не застрять в Барселоне в автомобильных пробках. Сала поехал вокруг города по кольцевой автостраде. Беседа не прерывалась ни на минуту.
— К тому же эта партия масла не зарегистрирована. Поэтому я не могу обратиться в полицию, — жаловался Сала.
— Ну что за бездарная манера утаивать доходы от налогового управления! Вы отдаете теперь себе отчет в том, что это глупо, Сала? Я же вам не раз говорил: так дела нельзя вести, — рычал Лафонн угрожающе.
— Видите ли, Лафонн... Мне только так и удалось разбогатеть... а вы со своими принципами навсегда останетесь всего-навсего чиновником, зависящим от прихоти хозяев.
— Да вам только показалось, что вы разбогатели: теперь вы снова стали тем, кем были, — и все из-за ваших махинаций! — ударил бельгиец по самому чувствительному месту в самолюбии своего партнера.
— Нет! Ни в коем случае! — разъяренный Сала резко затормозил, огромная машина остановилась как вкопанная возле старой гостиницы «Куатро Каминос».
— Что вы делаете, Сала?
— Давайте поговорим спокойно... Не могу я спорить с вами в таком тоне и одновременно вести машину. Мы оба вышли из себя и это ни к чему хорошему не приведет. А мы ведь оба многим рискуем. Вы тоже можете потерять свой пост. Почему бы нам не перестать осыпать друг друга оскорблениями, не сосредоточиться над тем, как бы вместе выйти из создавшегося положения?