Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Дугин Александр Гельевич

Точно так же дело обстоит и с сакральным стриптизом — т.е. «танцем семи покрывал». Согласно Юлиусу Эволе, во многих древних культах Египта, Ассирии, Рима и Греции жрицы практиковали особый танец, в ходе которого сбрасывали с себя покрывала. Финальная нагота символизировала возврат к изначальной полноте первоначала. Любопытно, что всплески этого сакрального подхода мы встречаем в явлении «эсхатологического нудизма» как у племен Океании (изученных Элиаде, подробно занимавшимся карго-культами), так и в раннем европейском протестантизме — в частности, у чешских сектантов-адамитов, призывавших всех, ввиду наступления конца свете, ходить «в чем мать родила». «Эсхатологический нудизм» у папуасов

сопровождался обобществлением всей собственности и оргиастическими практиками «общности жен». Это тоже происходило в преддверии «конца света», накануне прибытия предков из мира мертвых на кораблях из ногтей мертвецов с изобилием товаров. Здесь легко опознать и некоторые большевистские практики, чрезвычайно убедительно описанные в «Чевенгуре» Платонова. Кроме того, раздевание служит важным «инициатическим» элементом в некоторых масонских ложах.

Весь этот комплекс в несколько анекдотическом виде обнаруживает основную идею связи наготы с изначальной онтологией.

В раннем христианстве также была традиция аскетической наготы,гимнософизм, откуда происходят «голые святые».

Гендерная гносеология

Говоря о гендерной гносеологии, можно вспомнить те схемы, которые мы описывали раньше: о том, как понимает человека традиционная метафизика.

Традиционная метафизика видит в человеке три центра: центр сознания или рассудка, который символически локализуется в области мозга, центр интеллектуальной интуиции в сердце и центр желаний, который локализуется внизу живота. В центре манифестационалистской модели — живое сердце, которое распространяет лучи света в лунный диск рассудка, а свой жар передает силе влечения. Такой подход показывает, что между рассудком и эротическими желаниями не существует фундаментального противоречия,не существует оппозиции.

В центре всего стоит сердечная активность,которая, с одной стороны, формирует рассудок и его содержание через лучи, которые отражаются в «лунном» черепе человека, а с другой стороны, через свой жар нагнетает витальную энергию, которая заставляет человека воспроизводить свой род, а также бегать, скакать, плясать, работать, создавать произведения искусств, воевать и совершать прекрасные подвиги для того, чтобы понравиться противоположному полу. Всё это уравновешивается и исходит из интеллектуальной интуиции, которая является синтезом ума и желания.

В гендерном анализе можно распределить полюса: рассудок соотносится с мужским началом, центр желаний — с женским началом, а центральная интеллектуальная интуиция сердца — с андрогинным началом. Соответственно, в сердце происходит истинный брак между человеческим сознанием и человеческим желанием.И мужской ум и женское желание являются сакральными, хотя и вторичными по отношению к интеллектуальной интуиции и ее символическому органу — сердцу.

Патриархат и матриархат

Последние шесть тысяч лет мы живем в эпоху доминации патриархального начала, и даже если мы говорим о манифестационистских традициях, они всё равно акцентируют большое значение рассудка. В манифестационизме рассудок — это аполлонический принцип света, упорядоченности, гармонии мужского начала, в то время, когда женскому, земному, теневому началу отводится сфера ночи, дионисийских мистерий и всего того, что является исключением из рассудочного правила.

Согласно некоторым реконструкциям, в частности, у Бахофена в фундаментальном труде «Материнское право» и у некоторых археологов,

есть идея, что доминации патриархального начала предшествовали матриархальные цивилизации (этот тезис принимает и традиционалист Юлиус Эвола в своем труде «Восстание против современного мира», говоря о женской сакральности Серебряного века). Но когда ученые подходят к описанию этих цивилизаций, они сталкиваются с рядом парадоксов. Оказывается, что женщины не просто правили мужчинами, как мужчины правили (и отчасти правят) женщинами сегодня. Нет и следов преобладания генитального центра над рассудочным, что мы вправе были ожидать, исходя из простой симметрии — ведь патриархат как раз и провозглашал преобладание мужского, рассудочного начала над женским эротическим. Оказывается, матриархат, восстановленный в деталях, представлял собой не главенство женщин над мужчинами, но главенство сердцаодновременно и над рассудком и над сферой желаний.

Теоретически можно допустить, что существовала и прямая калька с мужского патриархата, только в женском варианте: некоторые мифы об амазонках описывают это. Но большинство ученых, занимавшихся данной проблемой, в частности, немецкий историк Герман Вирт, описывали архаический матриархат как преобладание сердечного символизма, как культ «ребенка», сакральной мудрости, рассматривающей мир без оппозиции человеку в форме живого и пронизанного лучами мысли недвойственного одухотворенного пространства. Общества примордиального — по всей видимости, протоиндоевропейского — матриархата идеально соответствуют андрогинному, метафизико-эротическому, солнечному представлению о структуре мира и человека, т.е. наиболее точному и полному манифестационизму.

Креационизм. История расставания мужчины и женщины

Конец андрогината

Теперь перейдем к креационизму. В креационизме начинается радикальный распад панэротического космоса.

Из библейского рассказа можно сделать вывод, что Адам был сотворен андрогином, и только после того, как он почувствовал себя неуютно и одиноко, из его ребра сотворили женщину (возможно, это является рудиментом примордиального манифестационистского мифа). Как бы то ни было, креационистский нарратив имеет дело с двумя (необратимо разделенными) полами. Мужчина здесь только мужчина, женщина — женщина, и никакой, даже теоретической, возможности изменить такую гендерную идентификацию нет.

Конец андрогината в креационистской доктрине аффектирует не только регламентацию отношений между полами, но и проецируется на метафизику (можно было сказать и наоборот: изменение метафизического понимания Первоначала приводит к упразднению фигуры андрогина). Высшее Начало — Бог — в креационизме более не мыслится как синтез мужского и женского, тождества и различия, трансцендентности и имманентности и т.д. Отныне это начало не едино(т.е. объединяющее всё), но единственно(т.е. вбирающее в себя только всё лучшее).

Выше мы говорили, что манифестационизм понимает мужской аспект Божества как тождество Божества с ним самим, а женский аспект — как нетождество. Наличие нетождества с самим собой в случае Божества обосновывает онтологию проявленного мира, так как мир возникает именно из того, что в самом Божестве заложена возможность быть нетождественным самому себе. Но эта возможность — женский аспект Божества, исток архетипа женского начала, его абсолютный денотат — тоже есть Бог. В этом и состоит андрогинность Абсолюта. Бог есть Бог, когда Он Бог, и тоже есть Бог, когда Он не-Бог.