Посткарантин
Шрифт:
Эдуард Валентинович. Он-то мне поможет наверняка, в этом я не сомневаюсь.
Секунда, вторая – и вдруг надежда одним упоительным взмахом вспорхнула у меня в сердце. Я даже попыталась поднять голову и посмотреть в сторону Рожкова, позвать его. Но сил моих не хватило, а очередной приступ режущей боли заставил меня лишь сдавленно промычать.
В горле что-то запершило, забулькало, и я обессиленно опустила голову. Однако приоткрыв глаза, я смогла пронаблюдать за происходящей передо мной сценой.
Видимо, решив, что я умираю, Рома Шарапав, что-то вдруг испуганно заквакал, затем даже заскулил, жалобно и с хрипом, вдруг сорвался с места, и через мгновение уже скрылся за ближайшим поворотом. Сашка Цветков, побледневший и напуганный, как первоклассник, который первый раз в жизни получил двойку, последовал примеру Ромы. Ухватив ахнувшую сестру за руку, он нырнул в темноту ближайшего переулка, и вскоре их шлепающие шаги уже затихли где-то вдали. В отличие от остальных, Нильс не убежал, он просто отшатнулся к стене ближайшего дома, и теперь потрясенно смотрел то на Дениса, то на Рожкова.
Дэн напуган не был, как и Настя, стоящая у брата за спиной со сложенными на груди тонкими ручками. Она недовольно, с нескрываемым презрением и наглостью сверлила Рожкова взглядом, пока её брат, засунув руки в карманы своих выцветших джинсов, гадко ухмылялся.
– Чего тебе надо, старик? – нагло спросил Дэн. – Ищешь проблемы? Поверь мне, они у тебя будут, когда я поговорю с отцом.
– Проблемы сейчас будут у тебя, щенок, в виде прострелянных яиц, – рявкнул Рожков, крепче сжимая в руках старенький пистолет. – И тогда тебе твой отец точно не поможет.
Эдуард Валентинович опустил пистолет, указывая дулом Сухонину ниже пояса. Вид у Рожкова был такой, что даже Дэн сразу понял: сейчас старику не составит никакого труда выстрелить. Настя тоже это поняла.
– Ладно, Дэн, пойдём. – Тонкие руки Насти обвили предплечье Дениса. – Эта мразь того не стоит.
Денис сжал огромные ладони в кулаки. Его губы превратились в тонкие ниточки, на скулах заходили желваки, казалось, могущие разорвать кожу, а глаза-янтари засверкали огнём ярости. Однако, по всей видимости, осознав, что у него нет другого выхода, кроме как сдать позиции и отступить, Сухонин-младший просто хмыкнул и, развернувшись, наравне с сестрой направился в сторону переулка, где пару минут назад скрылись отморозки из его компании. Нильс поспешил уйти вслед за Сухониными.
Рожков же кинулся ко мне. Убрав пистолет в кобуру на поясе, он подхватил меня с земли и крепко-крепко прижал к себе.
– Маша, Машенька, тише-тише, всё хорошо, – бормотал Эдуард Валентинович, обнимая меня.
Обессиленно сидя на земле рядом с Рожковым, я блуждала взглядом по мутной толще тумана, расползшейся по ночной Адвеге. Несмотря ни на что, я чувствовала счастье – воздушное и прекрасное. Счастье, что осталась жива. Вот уж не думала, что буду так радоваться этому, живя в этой тюрьме.
– Спасибо, – только и смогла пропищать я, в очередной раз, заходясь в рыданиях. Меня вдруг затрясло от облегчения.
– Эх, а я ведь ещё на Кольку ругался, что он мне работы здесь на ночь глядя подкинул … Тьфу ты, хорошо, что подкинул, иначе бы даже не знаю, чем бы всё это закончилось.
Мрачно кряхтя, Рожков покачал головой.
– Мне надо подняться, – прошептала я, не в силах сказать большего.
– Давай, давай… – Рожков подхватил меня за локти, помогая. – Ты, Машенька, знай, что я не оставлю этого просто так… Не оставлю… Не дам им издеваться над тобой… Боже ты мой… Исколотили-то как тебя… Давай-ка отведу тебя к Антону…
Я замычала от боли, выпрямляясь.
– Ух. Сейчас…
Рожков покачал головой.
– Ну, как, Машенька, точно сможешь идти?…
– Смогу… – выдохнула я с большим сомнением. – Смогу, но, правда, еле-еле…
– Спешить не будем, – поддерживая меня, заявил Рожков. – Потихонечку как-нибудь дойдём…
Глава 2
Медицинский центр, конечно, выглядел куда чище всех остальных помещений подземного города вместе взятых. Драили этот центр каждый день и помногу, в этом мне сомневаться не приходилось, я слишком часто здесь бывала – приходила к Спольникову на забор крови и прочие процедуры, от которых меня уже тошнило.
По привычному мне маршруту мы с Рожковым пересекли холл, поднялись по лестнице, прошли через лестничную клетку и вышли в нужную нам приёмную. Просторную и такую светлую, что глаза сразу же заболели.
Шла я, конечно, и правда, еле-еле, у меня так всё болело, что и сил не было на лишнее движение. Иногда мне и вовсе казалось, что придется просить Эдуарда Валентиновича тащить меня на руках.
К счастью, Рожков не торопился, напротив, очень бережно поддерживал меня, помогая идти. Лестница стала для меня настоящим испытанием. Ещё большим испытанием для меня стали заинтересованные взгляды окружающих, особенно сотрудников центра.
Да-да, вляпалась, Дэну спасибо.
Наконец-то мы с Рожковым доковыляли до кабинета Спольникова. Спольников вроде бы был на месте, так как я сразу услышала его голос из-за двери.
Стук отчего-то показался мне слишком громким. Буквально через секунду из-за двери послышалось какое-то нечленораздельное мычание.
– Мы это, Антон Дмитрич, мы… – прохрипел Рожков. – Можно?
– Заходите, заходите… Можно, конечно.
Дверь открылась, и я, переступив порог, оказалась в кабинете Антона.
Вообще, не могу умолчать, кабинет у Спольникова был просторным, но одновременно с этим очень уютным. У стен стояла лакированная мебель из дерева, в основном это были книжные шкафы и буфеты со стеклянными дверцами, в левой части помещения красовалась старомодная, но красивая кушетка, а перед ней высился маленький столик с фарфоровой посудой для чаепития. Массивный стол, отполированный и чистый, стоял в самой середине кабинета. На нём лежали всевозможные печати, конверты, книги, пылился телефон, в центре стола был установлен большой монитор.