Постовой
Шрифт:
Народ реагирует мгновенно. Со всех сторон бегут студенты, доценты и пенсионеры с внуками. Пропустить такой скандал ну никак нельзя. Усатый, что-то бормоча, что его не так поняли, безуспешно рвет из моего захвата руку с пламенеющей, как красный флажок, бумажкой с профилем Ленина. Ударить меня второй рукой в живот, чтобы я отцепился, он не решается. Два его товарища так и застыли на лавках, но уже в полной растерянности, былого спокойствия у них не осталось и следа. Убедившись, что нашу скульптурную композицию «честный постовой и взяточник» увидело достаточно много людей, я отпускаю «чудесного грузина» и требую предъявить документы всех троих. Местный участковый, лейтенант милиции Аслямов появился только минут через десять.
– Что здесь происходит? – Офицер был прекрасен, начиная от огромной тульи фуражки, как у генерала Пиночета, и заканчивая красными носками, пламенеющими между серыми брюками и черными туфлями.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант, протокол на граждан составляем, за распитие в общественном месте.
– Давайте протокол сюда, я с ними сам разберусь, – голос восточного правителя давал мне лишь один вариант действий – с поклоном положить документы в подрагивающую от нетерпения руку.
– Вы, товарищ лейтенант, что-то попутали…
– Ты как разговариваешь со старшим по званию, тут я участковый, я на тебя рапорт напишу…
– Каргат, ответь двести двадцать шестому! Каргат, тут какой-то лейтенант странный, говорит, что участковый и местный хозяин. Хочет у нас задержанных и протоколы за распитие забрать. Как фамилия? Сейчас спрошу. Каргат, он ушел почему-то… Отбой.
Составив протоколы, заверенные подписями возбужденных свидетелей, и письменно обязав гостей города явкой в отдел для разбора и уплаты штрафа, я, к огорчению погрустневших мужчин, приложил к документам и их паспорта, чтобы люди не забыли о своих обязательствах. Почему-то, когда паспорт лежит в милиции рядом с протоколом, квитанция об уплате штрафа появляется очень быстро.
Следующий день начался для меня очень рано. В девять часов утра я сидел у широкого окна чебуречной по улице Дрейфующих полярников и смотрел на крыльцо родного РОВД. В девять часов пятнадцать минут началась погрузка лиц, привлекаемых к административной ответственности, в салон дежурного «уазика», деятельное участие в которой принимал лейтенант Аслямов. По удивительному совпадению, трое мужчин в кепках-аэродромах в автомобиль не влезли. Выслушав эмоциональную речь участкового, помощник дежурного равнодушно кивнул, вытащил из кипы документов несколько бланков, вложенных в паспорта, и отбыл в сторону райисполкома Дорожного района, на заседание административной комиссии. Лейтенант Аслямов построил доставшихся ему задержанных, сделал им строгое внушение, очевидно, предупредив об открытии огня в случае побега, и повел их по периметру огромной привокзальной площади. Наверное, не хотел переходить магистраль по нерегулируемому перекрестку. Доконвоировав граждан до касс электричек, участковый почему-то отдал мужчинам паспорта и коротко, по-мужски обнявшись с каждым, распрощался. Ненужные, очевидно, протоколы он, решительно разорвав пополам, сунул в переполненную урну и двинулся по своим делам. Через минуту я, морщась от брезгливости, стараясь не смотреть в удивленные глаза кучкующихся рядом бомжей, достал плоды своего творчества и аккуратно завернул в газетку.
Звонок на опорный пункт оторвал лейтенанта Аслямова от составления коварного плана по уничтожению зарвавшихся пэпээсников. Такого хамства, какое было вчера, спускать офицер Аслямов был не намерен. Анзор скосил глаза на две звездочки, блестящие на его погоне. Эти звезды, неуловимо крупнее и гранение, чем сотни подобных, лежавших на прилавке Военторга, были предметом гордости участкового и обошлись ему в две бутылки коньяка. Случайно встреченные два похмельных офицера согласились за эту цену отдать комплект офицерских звезд Вооруженных сил кубинской армии, загоревшемуся, как пламя, молодому
– Да, участковый уполномоченный лейтенант…
– Анзор, привет, а подскажи мне, – в трубке загремел голос начальника участковых майора Соломина, – куда ты дел трех человек, которых на комиссию должен был доставить.
– Как куда… – Мысли зайчиком заметались в голове в поисках верного ответа. Аслямов, пользуясь определенным бардаком в учетах и делопроизводстве МВД, уже не раз отпускал своих друзей, и друзей друзей, ведь двадцать пять рублей – это не деньги, это дружба.
– Ты их документы прямо секретарю административной комиссии отдал?
– Конечно, как всегда. А что случилось?
– Да тут главарь пэпээсников при начальнике отдела мне сказал, что ты людей за деньги отпускаешь. Мы, конечно, с ним часто ругаемся, но что-то его сегодня занесло. Ты вот что… ты сейчас зайди в комиссию и мне принеси заверенную копию постановления о наложении штрафов, сейчас я тебе их фамилии зачитаю… Но, Анзор, если ты меня подставил опять, то не только мне подполковника задержат. У тебя же строгий выговор уже есть? Ну, ты меня понял. Давай, жду через три часа – на вечернем совещании у начальника мне эта выписка нужна.
Трубка, брошенная на телефон, на рычаг не попала и монотонно испускала тревожные короткие гудки. Невысокий полноватый мужчина метался по помещению, собирая вещи и деньги. Даже за торт из кондитерского цеха отеля «SIBIR» секретарь административной комиссии не поставит печать на поддельную выписку, а значит, надо было решать вопрос кардинально.
Больше в Дорожном отделе лейтенант Аслямов не появился. Сначала земляки приносили больничные листы, выписанные на его имя, затем МВД Азербайджанской ССР истребовала его дело в связи с назначением на вышестоящую должность. А затем транспортную колонну роты специальной милиции под командой старшего лейтенанта Аслямова накрыла пакетом «Градов» батарея армянской милиции в районе Степанакерта.
Торговцы фруктами, безуспешно поискав свою «крышу», стали платить дворникам, посчитав, что это будет дешевле. Дворники аккуратно передавали часть денег рыжей почтальонше, пока осенью она не отказалась забирать деньги, сославшись на то, что я ушел с этой территории. Дворники пожали плечами, и стали забирать все деньги себе.
Глава двадцать пятая. День и ночь грохочет порт
Сентябрь одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года
– Поганая какая-то столовка. – Дима досадливо сплюнул, выйдя на крыльцо.
– И не говори, брат, но выбора-то совсем нет. – Я запахнулся в мокрую плащ-палатку, но не по-сентябрьски ледяной дождь, казалось, выстудил меня насквозь.
– Ну да, попадалово.
Негромко перебрасываясь отрывистыми фразами, мы шли с напарником мимо замерших в ночном оцепенении многочисленных домишек старой постройки, прилепившихся еще со времени основания города к территории Речного порта. По велению судьбы и многомудрого начальства сегодня нас выставили патрулировать улицу Заводскую, что уже больше века под разными названиями отделяла чопорный центр города от шумного, воняющего нефтью и сырой деловой древесиной Речного порта. Что мы тут делали и кого пугали своим жалким мокрым видом, мы так и не поняли. Когда мы добрались до участка поста, многочисленные сотрудники местных предприятий уже покинули этот промышленный район. Жильцы нескольких жилых домов, разбросанных на этой промышленной площадке, в этот вечер предпочли сидеть дома, слушая из-за плотно закрытых рам завывание ветра, дующего с реки.