Поступь Империи
Шрифт:
Глава 4
1715, июнь, 5. Павлоград — Кола — Тула
Жужжали мухи.
Назойливо.
Так и норовя укусить. Собравшись натуральным роем над колонной людей, идущей по дороге от Петрограда к Павлограду[1].
Дамбу
Немногочисленные конвоиры, что сопровождали их, присутствовали больше для проформы. Их символическое количество не позволило бы сдержать всю эту толпу, если бы она ринулась куда в леса. Скорее этакие сопровождающие, чтобы не заблудились.
Вышли на довольно просторную полянку. Прошлогоднюю вырубку. А тут их уже ждали.
— Спокойно проходим до конца поля! — рявкнул в рупор кто-то на французском, а потом повторил на испанском. — Потом подходим по очереди к бочкам. Моем руки. И идем на раздачу еды. Без спешки. Еды хватит всем!
Бывшие солдаты заволновались.
Вся колонна прямо волнами пошла и едва не распалась. Но каким-то чудом удержалась на дороге и выполнила указания.
Минут через десять началась рутина.
Человек подходил к полевому умывальнику, подключенному к бочке на двуколке. Мыл спешно руки. Отряхивал их. И после того, как дежурный проверял, переходил дальше — к походной кухне. Где ему выдавали миску, приличный кусок хлеба и ложку. А еще дальше — помощник повара наливал здоровым половником кулеш. Еду для французов и испанцев не привычную, но никто не роптал и не возмущался. Уже распробовали в Петрограде.
Этакий густой суп. Достаточно жидкий, чтобы не портить желудок и подходящий по «нажористости», дабы хорошенько подкрепиться.
После чего человек отходил дальше в поле, где и рассаживались прямо на землю. Морочиться с этим вопросом не стали — жара ведь стояла, да и сухо — дождя почитай неделю не было уже…
После нанесения пиратами удара по французскому флоту у Алжира тот оказался вынужден отойти. Это отрезало экспедиционный корпус от снабжения. И… вполне закономерно отправило его в плен всем составом. Вообще без боев. Сразу как еда закончилась.
Офицеров французы и испанцы выкупили. Да. А вот солдат, унтеров и нестроевых — нет. Ни денег для этого не нашлось, ни желания. И, в общем-то, им было не до того. Даже офицерский состав выкупали в частном порядке «богатенькие буратино».
А дальше…
Перспектива у этих ребят нарисовалась до крайности неприятная. Их ждали либо галеры, либо, что куда вероятнее, рудники. Весьма, надо сказать, печальные. Ибо там народ дох даже быстрее, чем на галерах. Из-за чего всегда имелся спрос на крепких мужчин-рабов.
И тут появились русские, предложив достаточно простую сделку. Кто желал, мог принять подданство России, после чего их бы выкупало правительство и переправляло домой.
Альтернатива? Еще какая. Так что желающих отказаться не нашлось. Особенно после того, как им всем стало ясно — выкупать их свои не собираются.
Перебросили их до Петрограда на больших морских кораблях. Оттуда маршем до Павлограда, чтобы провести через сортировочный центр и вдумчиво опросить для распределения. А дальше уже баркасами кого куда.
Тех, кто желал продолжить службу, в учебные лагеря. Тех, кто владел ремеслом и хотел стать рабочим — на предприятия, испытывающих нужду в работниках. Остальных — бесхитростно решили записывать в крестьян. Ведь, в конце концов, почти все эти солдаты и были в прошлом селянами. Впрочем, как показало наблюдение за ними — именно землю пахать не хотел никто. После службы в армии они себя считали выше крестьян. Поэтому почти все ожидаемо хотели либо в армию, либо в рабочих.
Да, их требовалось обучить языку. Но особой проблемы в этом не наблюдалось. Хоть их в Алжире и имелось больше двадцати тысяч — это все капля в море для России. Поэтому можно было размазывать их довольно тонким слоем по всей стране. Погружая сразу в языковую среду, которая буквально за несколько месяцев даст им определенный языковой минимум.
Никаких диаспор.
Никаких компактных поселений.
Собственно, со всеми переселенцами поступали именно так, тщательно их распределяя и перемешивая. Иногда случались трудности, вроде того же Мелитополя. Но над ними плотно работали. И теперь, к лету 1715 года, в том городе берберов и греков уже числилось не больше двадцати процентов. При этом чуть ли не в директивном порядке ввели квоту на создание семей внутри малых национальных групп. Не только в приказном порядке запрещая самоизоляцию, но и стимулируя людей перемешиваться.
Этих бывших солдат и унтеров ждала таже судьба. И о ней их сразу предупредили. Впрочем, никто не возражал и не возмущался. Женщин-то среди них не наблюдалось. Поэтому чего нос воротить?..
— А тут не так плохо, — добродушно сказал один из капралов. — Вон сколько зелени.
— И кормят хорошо, — поддакнул ему солдатик рядом.
— А чего народу мало? — спросил кто-то третий. — Как идем от того городка только одно село видели.
— И верно… — поддержали его.
— Слышал я, что холода тут страшные зимой, — произнес капрал. — Народ мерзнет. И медведей много.
— А мы тут не перемерзнем? Может лучше в Алжире было остаться?
— Типун тебе на язык! — буркнул угрюмый солдат. — На рудники так рвешься?
— А там так плохо?
— Я по юности, пока в солдаты не сбежал, работал. Больше не хочу. И это у нас — во Франции. Что там у мавров — даже и представить боюсь.
— Но морозы.
— Так, эти, — кивнул в сторону конвойных, — на вид они такие же как мы. Не уж-то не мерзнут? Живут же как-то.
— Да бес их знает?
— А что это за дорога такая странная, мимо которой мы идем? Железная что ли?