Посвисти для нас
Шрифт:
«Каждый день мне читают лекции о бережливости осакских торговцев. Я тоже собираюсь накопить много денег и стать богачом», — как курица лапой наскреб на обороте фотографии Хирамэ. В письме он писал, чему его обучали на фирме последние два месяца.
В первый день Хирамэ и двух других новых сотрудников вызвали к президенту.
— Ну-с, — начал пятидесятилетний, с маленькими усиками, мужчина. На столе перед ним лежали позолоченные карманные часы. — В чем дух нашей компании? В том, чтобы ничего не тратить зря. Ничего не выбрасывать. Делать сбережения. Я построил эту компанию на таких принципах. И я хочу, чтобы все мои сотрудники работали, руководствуясь этой целью.
Президент посмотрел на Хирамэ:
— Ты понял?
— Нет, — заморгал тот.
— Смотри. — Президент показал на свой костюм-тройку. — Сколько лет я ношу этот костюм, как думаешь?
— Два года, — ответил Хирамэ.
— Год. Три, — предположили двое других новобранцев.
— Неверно, — покачал головой президент. — Десять лет! Запомните, если будете покупать костюм в рассрочку. Вернулся домой с работы — аккуратно почисть костюм щеткой, и он десять лет будет иметь приличный вид. Так что десять лет на новый костюм не рассчитывайте. Иначе ничего не накопите.
— Да, но… — с надутым видом протянул Хирамэ, — когда брюки долго носишь, они блестеть начинают.
— Тогда надо взять муку, посыпать на брюки, побить по этим местам мокрым полотенцем, и блеск исчезнет. Или вот мои ботинки. Я в них хожу семь лет. Ходите аккуратно, не ленитесь ухаживать за обувью — и она вам прослужит семь, а то и восемь лет. Это и есть дух нашей компании.
«Бережливость — дух нашей компании». Этим идеалом президента были проникнуты и сотрудники фирмы, и Хирамэ вместе с другими новичками, только-только поступившими на работу, приходилось декламировать по утрам:
1) Не надо ничего выбрасывать.
2) Перед тем как что-то выбросить, подумай, нельзя ли это как-то использовать.
3) Не смейся над мелкой монетой, как бы потом плакать не пришлось.
4) Даже пыль, накапливаясь, образует горы.
В конторе, которая занимала принадлежавшую фирме старую темную лавку, по строгому распоряжению президента нельзя было выбросить ни одной газеты, ни одной рекламной листовки, ни одного конверта от полученной корреспонденции.
— На обратной стороне листовок можно делать записи, — постоянно внушал он подчиненным.
— Или взять почту, которая к нам приходит. Выворачиваем полученный конверт — и в нем можно отправить наше письмо. Увидели на улице обрывок веревки — поднимите. Мы ему найдем применение. Это называется Кодекс торговца!
Звонить по телефону клиентам разрешали очень редко.
— Если до клиента можно дойти пешком, идите к нему пешком. Если клиент далеко и особой спешки нет, пошлите ему открытку. Телефоном можно пользоваться только в случае крайней необходимости.
Слушая наставления президента, Хирамэ вдруг почему-то подумал об одноклассниках из Нады. Если он хочет угнаться за теми, кто поступил в старшие школы, у него нет другого пути, как разбогатеть. Поэтому теория бережливости, которую исповедовал президент, вызывала у Хирамэ большой интерес.
«Так что я решил стать прижимистым, копить денежки, как наш президент, и выйти в люди, — писал Хирамэ своим корявым почерком. — Я не считаю, что деньги — это все, но когда у человека нет денег, его ни во что не ставят; без них невозможно встать на ноги. Чем скорее я это сделаю, тем больше надежд, что когда-нибудь она может посмотреть в мою сторону. Я ее не забыл, каждый день думаю о ней. Я не надеюсь, что она выйдет за меня замуж, но я хочу стать человеком, чтобы она не смотрела на меня сверху вниз, если мы еще когда-нибудь увидимся».
В следующем письме Хирамэ писал, что он все больше проникается уважением к своему президенту.
«Если надо угостить клиентов, он всегда их ведет в ресторан сукияки[29]. Знаешь почему?»
Скажем, на обеде должны быть пять человек, а президент заказывает в ресторане на троих. Потом он поручает Хирамэ или другому молодому сотруднику купить в лавке мяса еще на двоих и тайком принести в ресторан. И когда официантка не видит, он подкладывает купленное мясо в ресторанные порции.
«Так можно, заплатив за троих, накормить пятерых. Президент смеялся, потому что за соевый соус и сахар в ресторане денег не берут. Ешь сколько хочешь. Я был в восторге».
Одзу читал эти письма с облегчением: Хирамэ чувствует себя нормально в новом мире. Не иначе как он относился к типу людей, которые приживаются везде.
И конечно, Одзу не приходило в голову, что его друг и вправду мог пропитаться духом меркантилизма, царившим в его фирме.
Поэтому когда он наконец, после долгого перерыва, увидел Хирамэ, удивлению его не было предела.
Хирамэ, сосланный из Осаки в Ако, вернулся домой на обон[30]. Одзу отправился его встречать на станцию Санномия.
Пока поезд медленно вползал на станцию, Одзу переживал о том, как отреагирует Хирамэ, увидев его в форме колледжа Р.
На противоположной платформе висел плакат, на котором большими иероглифами славились солдаты, отправляющиеся на войну. Под плакатом семья провожала наголо остриженного парня в костюме, ожидавшего своего поезда. С первого взгляда было понятно, что он отправляется на войну. Глядя на него, Одзу чувствовал, будто, оставаясь студентом, делает что-то нехорошее, и опустил глаза.
Наконец состав, на котором приехал Хирамэ, остановился у платформы.
— Эге-й!
Одзу увидел Хирамэ, высовывавшего из тамбура голову и махавшего ему рукой.
Лицо приятеля совершенно не изменилось — все такое же невзрачное. В костюме с чужого плеча и красных ботинках Хирамэ выглядел ребенком, которого нарядили во взрослую одежду. Его волосы были зачем-то напомажены и разделены на пробор. Не иначе как он просто решил отмочить хохму, на что был большой мастер.
— Я тебя не узнал. Честное слово. Ты прямо как певец вырядился.