Посылка из Полежаева
Шрифт:
— Эх ты, голова три уха, — укорил Тишку Серёга. — Что бы тебе раньше сказать… Мы бы с тобой что-нибудь и придумали.
— Да у них вообще-то не сложно, — оправдываясь, пробурчал Тишка. — Трес — это три, двес — два, однес — один… и так далее — а куда уж далее? Далее — ноль. Нолес, что ли… — И Тишка неуверенно заключил: — Похожего в наших и в ихних словах много, может и разобрать…
А сам сомневался в своём заключении. Ведь возьми «аламос», так даже если взад пятки его прочитаешь, скорее солому напомнит, не тополя… И с середины читай, а потом подставляй начало — «мос-ала» —
Нет, Тишенька, похожих немного, — не согласился Серёжка. — «Но пассаран» — что, думаешь, такое?
Тишка выпятил губы, вжал голову в плечи:
— Не знаю.
— «Они не пройдут»… Понял? А «Венсеремос»?
— Песня такая. Мне Алик Макаров слова из неё зачитывал… Там ещё про оковы сказано, что чилийцы их разорвут.
— Песня-то песней, — покачал головой Серёга. — А само слово «венсеремос» как перевести?
Тишка мысленно переставил буквы с конца наперёд. Со-ме-рес-нев… Не поймёшь что…
— А «эспаньоль» как переведёшь?
— Не знаю, — признался он.
— И я не знаю. Забыл. А догадаться не догадаешься…
— Так, может, ты придумал такое слово?..
— Ну, Тишка, — обиделся на него Серёга. — Я ему помогать собрался, а он мне же и не доверяет. Незачем было и приходить…
Тишка сразу на попятную:
— Да ладно, ладно… Чего я такого сказал? — И протянул — на мировую — руку. Серёжка мировую принял.
— К нам, — признался он, — ещё в четвёртом классе приезжал на пионерский сбор Фёдор Кириллович Поливанов. Так он по-испански — как мы по-русски с тобой… Прямо как пулемёт трещит: но пассаран, венсеремос, но пассаран… Я только эти слова и выхватил, остальные не уловил… Ну, пулемёт, понимаешь, и пулемёт — не споткнётся нигде, не заикнётся… Слова-то незнакомые, разобрать трудно. А он — как испанец…
Тишка так и просиял: ну, Серёжка, ну, простая душа — ты ему про Фому, а он тебе — про Ерёму. Тишка ему про Чили, а он про Испанию. Давай дальше шпарь, послушаем умного человека.
Серёжка рассказывал с захлёбом:
— В Испании гражданская война шла, это ещё до нашей Отечественной. Ну и Фёдор Кириллович воевал там в интернациональной бригаде… В Испании тоже фашисты были… О Франко слышал? Генерал был испанский?
Никакого Франко Тишка не знает и знать не хочет. С него одного Пиночета хватит. Ты, миленький, зачем всё путаешь? Тишка про Чили тебе толкует, а тебя вон куда увело — в Испанию.
— Ну, значит, Фёдор Кириллович дал там фашистам шороху. Он на самолёте стрелком летал… Как пойдёт самолёт на бреющем — та-та-та-та… Они — в укрытия. И из винтовок — в него. А самолёт разворот сделает и снова: та-та-та-та-та… Ух, положил гадов!.. А республиканцы кричат: «Но пассаран! Но пас-саран!» То есть: «Они не пройдут! Они не пройдут!» Республиканцы — это, другими словами, красные… Кричат Фёдору Кирилловичу: «Вива, камарада Серрано!» — Серёжка обтёр рукавом лицо. — Вот видишь, стал рассказывать, ещё два слова испанских вылетело: «вива» — это «да здравствует», а «камарада» — «товарищ». Вот и кричат: «Да здравствует товарищ Серрано!»
— Ты смотри, — увлёкся и Тишка. — Поливанова тяжело, а Серрано не тяжело…
— Нет, Серрано — легко… У них язык такой.
Ну, Серёженька, о языке сам и напомнил, слушать тебя, конечно, занятно, много ты знаешь, но язык-то испанский.
— Серёжка, да ты же мне испанские слова называешь, а не чилийские. И венсеремос, и это, как его… нопассан…
— Но пассаран, — поправил Серёжка и выразительно покрутил рукой у виска. — Ну, Тишка, даёшь… Таких вещей не знать… В Чили же на испанском языке разговаривают… Как и на Кубе… И… есть ещё такое государство — Перу… там тоже на испанском… Венесуэла, Мексика… Касабланка…
Голова у Серёжки, словно котёл, огромная. Может, где-то и завирает, так пойди проверь… Шпарит как по-заученному, а тебе ни одного слова не запомнить — Косая банка, ещё какие-то страны… Конечно, Серёжка на два года постарше Тихона, и, может, Тишка к пятому классу тоже узнает эти названия, но пока лучше помалкивать, а то опять впросак попадёшь.
Но Серёжка уже замолчал: сбил всё же Тишка его с настроя.
— Забыл, на чём и остановился…
— Тра-та-та-та-та, — напомнил Тишка.
— Нет, не на этом… Ну, да ладно, — Серёжка махнул рукой. — В общем, Фёдора Кирилловича там должны помнить… Национальный герой у них… А ведь на-а-аш, с Выселков, — протянул он горделиво.
От Выселков до Полежаева — всего десять вёрст. Действительно наш.
— А как он туда попал? В Испанию-то? — немея от предчувствия какой-то неосознаваемой, близкой разгадки, спросил Тишка.
— По заявлению… Добровольцем пошёл…
Тишка сглотнул слюну.
— Как это по заявлению? — Он ждал, что вот сейчас, после Серёжкиного ответа, неясное прояснится, и он будет знать, как ему, Тишке, теперь действовать, что делать, чтобы освободить Корвалана.
— Не знаю, — признался Серёжка. — Он говорил, добровольцем, по заявлению, а не рассказывал как.
— Так чего же вы его о главном-то не спросили? — воскликнул Тишка.
— Ну, мы о другом спрашивали, ещё главнее… Об этом не думали.
Тишка решительно сунул руки в карманы:
— Надо на Выселки идти!
— Да зачем?
Ну, как ты этого не поймёшь? Он ездил по заявлению… Понимаешь, по зая-а-вле-е-нию… Вот и надо узнать, как это делается…
Кажется, и до Серёги дошло, что задумал Тишка.
— Ну, Тишка, даёшь! — восхищённо выдохнул он.
Тишку похвала друга только подогревала.
— А ты что, не поехал бы? — спросил он.
— Куда? В Чили-то? — уточнил Серёга. — Да если бы взяли… На Отечественную вон школьников, сам знаешь, не брали…
— Кто хотел, воевал, — осадил его Тишка. — Сынами полков шли.
— Это верно, — вздохнул Серёжка.
Что-то его в Тишкиной затее всё же смущало. Но он молчал, ни о чём не спрашивал — видно, опасался, что Тишка сгоряча обвинит его в трусости. Ну, как это Серёга может колебаться? Вон Люська Киселёва — девчонка! — и то написала в стихах: «Мне бы только переплыть океан…» И переплывёт! У неё духу хватит.