Посылка
Шрифт:
– На родину.
Поправила она меня.
– Ну какая в этом разница?
– Большая, когда ты перестаешь приносить пользу здесь, Пан Хи Мо продает тебя на органы, он считает что если ты не можешь быть полезным здесь, так помоги своим землякам что нуждаются в помощи, землякам которым срочно требуются нужные органы.
– Боже, я и не знаю что сказать.
Я впала в отчаяние, я не знала как мне быть, одно мне было известно - я больше никогда не вернусь домой. И Дэниел никогда не узнает, где я была, и какой кошмар
– Я из Калифорнии.
Продолжила Сарина.
– После моего окончания колледжа, мы с моими родителями прихали на этот остров. Я училась тогда на фаукльтете изобразительного искусства. В нескольких милях отсюда есть курортная зона, где отдыхают туристы. Мы отдыхали там, это было наше счастливое пребывание на острове.
Заросли джунглей, щебет пролетающих птиц, только тишина и спокойствие. Которые помогали мне, рисовать красоту экзотической природы. Насладившись вдоволь нашим отпуском, мы на машине ехали обратно в аэропорт, накатавшись до этого на катере. Когда мы возвращались то увидели машину перегородившую нам дорогу. Отец вышел что бы разобраться, но тут же получил автоматную очередь в грудь. После этого, я и не помню что произошло дальше, помню крики, выстрелы, и последний предсмертный взгляд моей мамы, что протягивала ко мне руки, когда меня силком запихивали в автомобиль.
– Но зачем они сделали это?
Сарина немного помедлила. Потом ответила с долей грусти в своем голосе.
– У моего отца с Пан Хи Мо были недопонимания, я не знаю всех этих подробностей, и видимо никогда не узнаю о них.
– Но может быть есть хоть какая-нибудь ниточка, которая вытащит нас отсюда.
– Нет, здесь мы просто рабы, живем как средневековье без всяких атрибутов цивилизации. Смерть является нашим побегом отсюда, и ничего больше кроме нее, только смерть.
Один из надзирателей подошел к нам и толкнул ногой Сарину. И проговорил что-то на своем.
– Что он сказал?
Спросила я.
– Он сказал что бы мы не болтали, и выполняли свою работу. Я научу тебя немного понимать на кхемерском, тебе необходимо знать некоторые слова.
– Хорошо.
Сказала я голосом умирающей надежды.
2.
Из лагеря невозможно было сбежать, так как вся территория лагеря – была огорожена пятиметровым решетчатым забором, на вершине которого были заостренные штыки, похожие на средневековые орудия.
Каждую ночь я давала волю слезам, в этом чужом мире мне не хотелось жить. По утрам когда нужно было вставать на работу, в душе я чувствовала пустоту - и подобно зомби выполняла порученную работу. Время тянулось очень медленно, когда казалось что прошел час, на самом деле прошло всего минут двадцать.
Сарина учила меня некоторым словам на кхемерском языке, что бы я не раздражала наших надзирателей, их приказы нужно было выполнять беспрекословно, а я не зная языка часто выводила их из себя, когда не знала что им от меня нужно. К тому же на острове кроме Сарины и Пан Хи Мо, никто больше не говорил по-английски.
– Соан тох мын ай тэй.
– Соан тох мын ай тэй.
Повторяла я.
– Это означает, извините пожалуйста. Когда тебе что-то нужно, ты должна обращаться к надзирателям, с этими словами.
Объясняла мне Сарина.
– Аруэн суэсдэй, это доброе утро, если тебе навстречу идет надзиратель, или наш хозяин, ты должна его поприветствовать.
– Аруан суэсдэй.
– Очень хорошо. Если у тебя будут какие-нибудь трудности на работе, то подходи к любому рабочему и говори, кхнем трэу ка: чуэй лоук. “Мне нужна помощь».
Она объяснила мне еще несколько ходовых слов и выражений, и я
подобно попугаю повторяла их по нескольку раз. Все эти слова были похожи на лепет младенца, который только-только учится
разговаривать. У нас не было ни бумаги, ни ручек, что бы вести записи. Из-за их отсутсвия я забывала то, чему меня учила Сарина. Для нас рабочей силы, все эти бумаги и ручки были ни к чему. И так по ночам когда наш барак закрывали, мы с Сариной продолжали наше обучение.
И так спустя несколько дней пребывания на острове, я знала практически все, начиная от дней недели до важных бытовых обращений.
На седьмой день пребывания на острове, мы с Сариной работали на плантации марихуаны. Мы срезали растения, после мы их сушили обрезая большие листья и ствол. Оставались только слипшиеся цветки с листочками, отсортированные и упакованные в пластиковые пакеты, приблизительно по семьсот граммов.
Мы обрезали сухие листья, на которых не было кристалликов, так получались шишки - товар, который пойдёт сразу на продажу. Каждый из нас брал по пакету, и высыпал его в контейнеры стоящие на полу. Из контейнера выбиралась маленькая порция на обработку в специальной коробке для тримминга. Мы работали не покладая рук, меняя каждые двадцать - тридцать минут, ножницы для обработки шишек.
Я внимательно изучала, как стрижет шишки Сарина, и в точности все повторяла за ней. Она провела на этом острове около года, и знала все до мелочей, как и какую работу нужно выполнять правильно. После работы мы отправились на обед, на нашу полевую кухню - что построили специально для нас. Я села на свое место, но один из надзирателей ткнул мне прикладом автомата в спину и позвал за собой. У меня уже не было сил вставать и идти куда-нибудь еще. На улице светило палящее солнце, обжигая мою шею и уши, дерзкий взгляд надзирателя не давал мне отвернуться от него и приступить к скудному обеду, о котором мечтаешь все свои трудовые будни.
Я встала из-за деревянного длинного стола, рассчитанного на сотню персон, и отправилась вслед за надзирателем. Мы зашли в барак пропитанный сыростью гнилой древесины, и я увидела на полу обездвиженную собаку. Присмотревшись к ней повнимательнее, я заметила что она слегка поддергивает задней лапой. Надзиратель кинул мне в ноги нож, и приказал вспороть ей брюхо. Из его рассказа я поняла, что у собаки которой - я скормила пакетик с кокаином - произошел заворот кишок, и для контрабанды она уже не годится. Склонившись над умирающей собакой, я дрожащей рукой взяла нож, и попыталась сделать первый надрез. Как только я засунула кончик ножа собаке в брюхо, у нее пошла кровь. К горлу подступила тошнота, и я выронила нож.