Потеряшка
Шрифт:
– Выпуск ракет, – доложила Шила, переводя всю мощность силового щита на нос. – Давай-ка включим еще и неизвестный щит.
– Делай, что хочешь вместе с шоколадом «Кэтберри», – ответил я спокойно. – В полном подключении я чувствую твои эмоции и отголоски желаний, так что постараюсь маневрировать вместе с твоими запросами, но можешь меня поправить, если потребуется.
Шила запустила один из стандартных предусмотренных производителем режимов двух щитов, отщепив треть мощности на щит второго типа. Ничего, вроде, не изменилось. Ракеты догоняли, вынуждая добавлять мощности на двигатель, время маневрирования еще не пришло. Ситуация тем временем накалялась. Второй залп главного калибра крейсера был не за горами, и я подозревал, что сделает он его именно тогда, когда мне понадобится свобода маневра для уклонения от ракет. По имеющимся данным орудия главного калибра легкого крейсера имели период перезаряда накопителей
– Экипаж, – обратился я к друзьям. – Если кто халатно отнесся к подключению в амортизационную систему, у него есть четыре секунды исправить положение. Предстоит маневр приблизительно с восьмикратной перегрузкой.
– Норма, – отозвалась Шила.
– Готов, – подтвердил Краппс.
Я надеялся, что ракеты не имели такой уж совершенной системы маневровых двигателей, как наш разведчик, приспособленный к полетам и в атмосфере планет. В отличие от ракет и чисто космических кораблей разведчик имел двигатели форсажа, направленные исключительно в сторону кормы, которые использовались в случае взлета с планет, имеющих сврехпороговую для двигателя нормального пространства гравитацию. Сделанное мной выключение тяги значительно приблизило ракеты и крейсер, но дало мне совершить задуманный маневр неожиданно. Я резко увеличил тягу двигателя с пятнадцати до максимума и добавил ко всему этому форсаж. Разведчик резко «скакнул» в сторону от первоначального курса, от перегрузки сознание мое потекло, виртуалка стала таять, но буквально через два удара сердца все пришло в порядок.
– Отчет, – потребовал я.
– Щиты, орудия, ракеты в норме, – тут же отчиталась Шила. – Я местами тоже в порядке.
– Движки, корпус, основные системы в порядке, – отчитался Краппс. – Вышла из строя регенерация внутренней атмосферы, даже на дубляж не стал переключать, мы ей все равно не пользуемся.
– Сам как? – уточнил я.
– Шутишь, штурм, – усмехнулся Краппс. – Для меня эта перегрузка, что домой сходить.
Маневр оказался не слишком оригинальным, но уж точно неожиданный. Ракеты «растерялись». Одна попыталась сделать экстренный разворот, что спасло ее от Шилиных скорострельных лазерных пушек системы обороны, но она пролетела далеко мимо цели, даже не достигнув предельно-заданной дистанции подрыва заряда. Вторая шла чуть позади первой и начала корректировать курс значительно более успешно. Может, ей бы это и удалось, но ее мучения окончила картинка лазерной абстракции двух пушек Шилы. Заградительный огонь в такой ситуации оказался наиболее перспективным, так что Шила, не жалея ресурса системы охлаждения, осуществляла двумя орудиями постановку пьесы «Танец огня». Но самым большим сюрпризом для нас стал очередной залп крейсера, случившийся через несколько секунд после гибели одной из ракет. Четыре рубиновых импульса прошили пустоту где-то совсем уж в стороне от нас. Лично мне в тот момент удивляться было некогда – оставался крейсер, заходящая на второй круг ракета и три эсминца напрягающих движки в надежде нагнать нас. А до пуска надпространственного двигателя оставалось чуть меньше восьми минут. Шила зачем-то моргнула обоими щитами и пустила пару ракет на перехват возвращающегося подарка от легкого крейсера. Я повторил маневр с переориентацией разведчика относительно направления движения, вернув его на дорогу максимального ухода от крейсера. До следующего залпа главного калибра крейсера оставалось четыре минуты двадцать секунд. До прибытия ракеты около двух минут. Двумя скачками я дал максимальную мощность на двигатели, надеясь выйти из дистанции уверенного попадания главного калибра крейсера. По ускорению мы хоть немного, но превышали крейсер, неспешно увеличивая разделявшую нас пустоту, или почти пустоту космического пространства. Через полторы минуты наши ракеты, упреждая маневр ухода своей верткой цели, совершили подрыв, создав заградительное облако плазмы и осколков. Опасная рыба попалась в расставленную сеть. Ради случая я даже настроил оптику. Серебристая рыбина, теряя какую-то жидкость и рассыпая веером мелкие потроха, шла по какому-то ей одной
– Прими Вечность твою злобную душу, – почему-то сказал я.
– Зря ракеты отпустили, – тут же отозвалась Шила, – могла бы и пушками снять.
– Красиво же было, – сказал я.
– Ты перегрелся, Шерш, – пискнула Шила, – у нас тут покушения на наши жизни!
– Да. И у нас еще, – я сверился с пущенным таймером обратного отсчета до очередного залпа крейсера, – две минуты восемь секунд.
– Ты вообще не боишься? – удивилась Шила.
– Как и ты боюсь, – признался я, – но моя реакция по Суворову – красная.
– Чего? – удивилась Шила.
– Был такой полководец на Земле, он отбирал солдат по реакции на неожиданную опасность, – начал я пояснять.
– Шерш, – ласково сказала Шила, – давай свалим от этих плохих параганцев.
– Параганец – ругательное слово? – уточнил я.
– Для меня – да, – подтвердила Шила. – Хуже однополой любви и … В общем, плохое слово.
– У вас тоже есть пи.., пе.., в общем, однополые любители? – удивился я.
– Такое дерьмо везде есть, – видимо, что-то вспомнила Шила, но «проснувшись» опять пискнула. – Валим отсюда!
– Так мы и валим, – согласился я. – До включения надпространственного движка осталось меньше шести минут. Переживем еще один залп крейсера через пару минут и «пишите письма мелким почерком».
Минуты ожидания давили на психику. Секунд за пятнадцать до залпа крейсера я «заготовил» уже опробованный маневр по смене курса. За семь секунд до залпа сделал два «скачка» разведчиком слегка в сторону от прежнего курса. Крейсер, как и в прошлый залп, накрыл пространство по нашему старому курсу движения.
– У них что там, патологическое косоглазие в экипаже!? – не выдержала Шила. – Одно, ну два, но не все же четыре орудия второй раз!
– Чем ты недовольна? – спросил я, тоже раздумывая над таким поведением стрелков крейсера.
– Да они издеваются над нами! – сказала Шила.
– Может, это загон дичи в какую-то ловушку, – размышлял я. – Нас куда-то гонят, чтобы просто и спокойно взять теплыми лапками.
– Так валим отсюда! – опять пискнула Шила.
– Минута тридцать семь секунд, – ответил я. – Надеюсь, мы успеем слинять, пока мышеловка не захлопнулась.
– Пуск ракет, – совершенно спокойно сказала Шила, – четыре штуки. Не похоже, чтоб нас пытались куда-то загнать кроме плазменной вспышки. Четыре подарка – это уже высший балл на переэкзаменовке.
– Если не случится какой-нибудь еще гадости, то переэкзаменовка откладывается на следующий семестр, – сказал я, сверившись со временем подхода подарков. – Будут у нас только через две минуты сорок с «бараном» секунд.
Последние минуты оказались особенно тягостными, наверное, именно потому, что ничего не происходило.
– Штурм, «над» движок в режиме, – отрапортовал Краппс.
Мы сразу скользнули в многомерность. Я, наверное, стал чувствительным, как принцесса, которой под задницу вместо горошины положили ежа, забыв про сорок матрасов. Точка выхода спланированного мной прыжка нашлась, как будто я в ней и стартовал. Подозрительно проверив на всякий случай все еще раз, я дал отрыв. Якорь точки входа начал расплываться вместе с нами в обычном пространстве. Мысленно показав язык неизвестным «доброжелателям», я начал с удовольствием представлять их негодующие и непременно мерзкие рожи.
– Мы ушли? – облегченно спросила Шила.
– Я не совсем уверен, но, даже если у них есть надпространственный движок, вряд ли они смогут протиснуться в наше иголочное ушко, – сказал я. – Всем ликовать! Экипаж дальнего разведчика по кличке «Бурундук» с боевой задачей по выживанию в жестоком мире с говенным названием справился. Выпивку в рубку!
Мы собрались в ходовой рубке и, действительно наклав на устав всех известных флотов, выпили «горяченького» на рабочем месте при исполнении обязанностей. Потом выпили еще. В итоге событие мы отметили даже очень хорошо. Я смог сдержать себя в рамках разумного, а вот Шила и Краппс, обнявшись, пели на все голоса какие-то явно недетские песни, размахивая всякого рода конечностями. Я решил не мешать и ушел в слияние с «Бурундуком», выключив эту пьяную реальность. Кстати, именно тогда под общее веселье Краппс и получил кличку «Ося», которой наградила его Шила после моего рассказа о похожих на Краппса животных Земли под названием «осьминоги».